Эрагон. Наследие

Имиладрис, казалось, еще и земли коснуться не успела, но уже ринулась на Барста. Меч ее был подобен струящемуся потоку стали и яростно звенел, ударяясь о стену его невидимой защиты.

Барст отвечал ей контрударами, которые Имиладрис парировала ловкими движениями кисти, и в итоге ей удалось выбить у него из рук булаву, которая с грохотом покатилась по мостовой. Вокруг сражающихся тут же образовалось тесное кольцо зрителей; враги и друзья вместе следили за этим решающим поединком. А над головой у Имиладрис по-прежнему с пронзительными криками кружил белый ворон.

Никогда еще не видел Роран такого сражения. Удары с обеих сторон сыпались с невероятной быстротой, за ними невозможно было уследить; лишь какое-то неясное пятно возникало в воздухе в момент очередного удара да слышался звон мечей, перекрывавший все прочие звуки в городе.

Снова и снова Барст пытался сокрушить Имиладрис своей булавой, но она была слишком ловка и быстра; если она и не была равна ему по силе, то, во всяком случае, вполне была способна с легкостью отбивать его удары. Казалось, ей помогают другие эльфы, потому что она и не думала уставать, хотя тратила силы, не задумываясь.

На помощь Имиладрис бросился кулл, к которому присоединились двое эльфов. Но их Барст словно не замечал. Впрочем, с ними он довольно быстро разделался – как только кто-то из них совершал ошибку и приближался к нему на расстояние вытянутой руки, он приканчивал его ударом своей смертоносной палицы.

От волнения Роран с такой силой вцепился в колонну, что у него начало сводить руки.

Минута проходила за минутой, а Имиладрис и Барст все продолжали сражаться, перемещаясь с одной стороны площади на другую. В движении королева эльфов была поистине великолепна – сильная, быстрая, невероятно легкая. В отличие от Барста, она не могла позволить себе ни единой ошибки – да она и не позволяла, – ибо ее магическая защита не действовала. С каждым мгновением Роран все сильней восхищался Имиладрис; он чувствовал, что является свидетелем битвы, которую потом веками будут воспевать в песнях и балладах.

Белый ворон то и дело пикировал на Барста, стремясь отвлечь его внимание, но тот уже после нескольких подобных попыток перестал обращать на птицу внимание. Обезумевшая птица все равно ничего не могла ему сделать, а отгонять ее не стоило усилий.

Ворон, похоже, впал в отчаяние; он кричал все громче и пронзительней, все чаще смело бросался в атаку, с каждой новой попыткой подбираясь к шее Барста.

И когда он в очередной раз ринулся вниз, Барст крутанул своей булавой и ударил ворона по правому крылу. Птица, вскрикнув от боли, упала на землю и забила крыльями, тщетно пытаясь снова взлететь.

Барст снова замахнулся, желая добить ворона, но Имиладрис остановила его булаву мечом; так они и стояли, скрестив оружие, лицом к лицу, поскольку лезвие ее меча застряло между шипами булавы.

Эльфы и люди, плотно стоявшие плечом к плечу, невольно покачнулись. В данный момент у обоих соперников не было преимущества. Затем королева Имиладрис выкрикнула какое-то слово древнего языка, и в том месте, где скрестились меч и булава, вспыхнул ослепительно-яркий свет.

Роран зажмурился и даже прикрыл глаза рукой от слепящего огня.

Ему показалось, что на минуту воцарилась полная тишина; слышались только стоны раненых да какой-то странный звон, похожий на колокольный. Этот звон становился все громче и громче, потом стал поистине оглушительным, и Роран увидел, что рядом с ним коты-оборотни, а вместе с ними и Анжела, скорчились, закрывая уши.

Когда звон достиг максимальной громкости, меч Имиладрис с треском раскололся, яркий свет померк, звон прекратился, и королева эльфов, швырнув Барсту в лицо обломки своего меча, воскликнула:

– Я проклинаю тебя, Барст, сын Беренгара!

Обломки меча, ударившись о магическую защиту, рухнули на землю, а Барст снова взмахнул своей булавой и ударил королеву Имиладрис по ключице. Она рухнула на землю, и кровь залила ее прекрасные золотые доспехи.

Все вокруг замерло.

Белый ворон кружил над телом Имиладрис, издавая печальные, полные боли крики, а потом медленно полетел к бреши во внешней стене; было видно, что его раненое крыло сильно помято и покрыто кровью.

Жуткий вопль взлетел над войском варденов. Они бросали оружие и бежали прочь. Эльфы плакали от ярости и горя – это был самый жуткий плач, какой доводилось слышать Рорану. Потом все эльфы, у кого за спиной висели луки, начали стрелять в Барста, но их стрелы вспыхивали в воздухе, даже не долетев до него. Дюжина эльфов ринулась на него, но он ударами булавы расшвырял их, точно малых детей. А пятеро эльфов, прорвавшись вперед, подняли Имиладрис и понесли ее прочь на своих щитах, имеющих форму листьев.

Ощущение невероятности происходящего охватило Рорана. Менее всего он ожидал, что погибнет именно Имиладрис. Он гневно смотрел, как вардены в страхе покидают поле боя, про себя проклиная этих предателей и трусов. А Барст между тем уже снова строил свое войско, готовясь к окончательному разгрому противника.