Еремеев (СИ)

Здание оказалось большим, круглым и абсолютно пустым, если не считать копошившихся в стенах зверьков.

Выход они нашли, когда брели вдоль стены - держась за руки, как запертые в чулане дети.

- Стой!

Стена под пальцами Еремеева приобрела странную шероховатость, и на этой шероховатости он вдруг нащупал обычную металлическую задвижку - достаточно массивную, но не настолько, чтобы не сдвинуть её с места.

Башня стояла на вершине большого, поросшего какой-то высокой травой холма. Над холмом зияло такое знакомое, такое бездонное звёздное небо, что Еремеев, за последние двое суток почти смирившийся с тем, что мир вокруг всё пляшет и пляшет в странном извращённом танце, даже почувствовал лёгкое облегчение.

- Слышишь? - шёпотом спросила Зайка. - Там плачет ребёнок.

Еремеев прислушался и уловил слабый, почти неслышный звук. Сложно было сказать, сколько в этом звуке было от плача, и он закатил глаза в тщетной попытке больше не ввязываться ни в какие авантюры, но то ли мрак был слишком плотен, то ли Зайка была слишком занята, чтобы следить за его гримасами, - только не обращая внимания на его унылую физиономию, она двинулась вперёд и ему ничего не оставалось, как двинуться следом.

Мальчик сидел в кустах, как брошенный зайчихой зайчонок - маленький, белобрысый, в тонкой белой кружевной рубашечке.