Ересь

В Париже, рассказал я Филипу, среди итальянских изгнанников, нашедших приют при дворе короля Генриха, я повстречался с престарелым флорентийцем по имени Пьетро, который вечно хвастал даже случайным знакомым, что он, мол, правнучатый племянник знаменитого книготорговца и автора биографий Веспасиано да Бистиччи, того самого, кто составил жизнеописание Козимо Медичи и каталог Ватиканской библиотеки. Этот Пьетро, зная, как я интересуюсь редкими и эзотерическими сочинениями, пересказал мне историю, которую поведал ему дед, племянник Веспасиано, работавший при нем учеником после тысяча четыреста шестидесятого года, в последнюю пору жизни Козимо. Веспасиано поставлял книги и рукописи в прекрасную библиотеку правителя, закупил для него более двух сотен томов, а также предоставлял в распоряжение его переписчиков исправленные манускрипты античных авторов. Таким образом он сделался своим человеком при дворе Медичи. В особенности же близкую дружбу он свел с Марсилио Фичино, великим философом и астрологом, которого Козимо поставил во главе Флорентийской академии и назначил официальным переводчиком диалогов Платона для библиотеки Медичи. И вот дед Пьетро, бывший в ту пору юным учеником книготорговца, рассказывал, что однажды утром в четыреста шестьдесят третьем году, за год до смерти Козимо, Марсилио Фичино явился в лавку его дядюшки в явном расстройстве, сжимая в руках какой-то сверток. Фичино сказал, что уже начал работу над переводом Платона, как вдруг его покровитель велел оставить диалоги и все свое внимание уделить более срочному делу — герменевтическим сочинениям, тремя годами ранее доставленным из Македонии монахом, одним из тех подвижников, которых Флоренция снаряжала в Византию на поиски редкостей. Этот манускрипт еще только предстояло изучить, но Козимо, уже знавший, что ему недолго осталось жить, предпочитает, мол, прочесть напоследок Гермеса, нежели Платона. Последнее — лишь моя догадка. Но Пьетро со слов деда рассказывал, что Фичино, бледный как смерть и дрожащий, заявил: он прочел пятнадцатую книгу герметической рукописи и понял, что это поручение выполнить не может. Он готов перевести для Козимо первые четырнадцать книг, сказал он, однако заключительная книга слишком невероятна, слишком важна, и ее нельзя сделать доступной людям, ибо в ней величайшая тайна, открытая Гермесом Трисмегистом, — тайна, способная обрушить авторитет христианской Церкви. Эта книга могла бы научить людей проникать Промысел Божий и тем самым уподобляться Богу.

Фичино принес так напугавший его греческий манускрипт в лавку, тщательно обернутый тонкой промасленной кожей. Переводчик отдал его книготорговцу и попросил хранить, покуда он не решит, как следует поступить с ним.

Фичино солгал Козимо, сказав, что в рукописи, доставленной из Византии, заключительная книга отсутствует, прочие же книги он добросовестно перевел. На следующий год после смерти Козимо Фичино и Веспасиано встретились вновь, чтобы поговорить о пятнадцатой книге. Веспасиано интересовала прибыль; он предлагал продать рукопись в какой-нибудь богатый монастырь, а там уж найдут способ уберечь манускрипт от глаз тех, кто мог бы злоупотребить тайным знанием. Фичино предлагал все же перевести книгу и раскрыть ее секрет выдающимся мыслителям Флорентийской академии, а те уж пусть обсудят и решат, каковы возможные последствия самой опасной еретической философии, если она проникнет в Италию.

— Кто же победил в этом споре? — нетерпеливо спросил Сидни, даже не приглушив голос. Глаза его сверкали, словно омытые струями воды, стекавшей с высокой тульи шляпы на лицо.

— Никто, — ответил я. — Когда они спустились в хранилище, рукописи там не было. Выяснилось, что случилась ужасная ошибка: за несколько месяцев до этого манускрипт вместе с целой кипой других греческих рукописей приобрел английский коллекционер.

— Кто же это был?

— Не знаю. И Веспасиано этого не знал. — Я глубоко вздохнул. — На этом кончается история Пьетро. Он сказал мне, что и дед его не знал никаких подробностей: неизвестный английский книгочей проездом через Флоренцию купил несколько рукописей, в том числе и эту. Веспасиано так и не сумел проследить дальнейшую ее судьбу, хотя до конца своей долгой жизни теребил всех своих поставщиков и покупателей в Европе, — а скончался он на исходе прошлого века. Признаю, сведений маловато: в прошлом веке Италию посетило множество англичан, интересовавшихся древностями и редкими книгами. Если кто-то из них случайно приобрел манускрипт, то мог перепродать его, не ведая, что за сокровище попало ему в руки, и теперь оно пылится в чьей-нибудь библиотеке.

— Но почему ты решил, что рукопись в Оксфорде? — после паузы спросил Сидни.