Ересь

В верхнем левом ящике мне попался небольшой кожаный бювар. Я открыл его в надежде, что там, возможно, хранятся письма или какие-то записки за последние дни, которые могут пролить свет на происшествие. Освободил место на столе и раскрыл бювар. Из него выпала тонкая книжица в кожаном переплете. Я пролистал ее: это был календарь-ежедневник на 1583 год. Страницы размечены по дням недели, наверху каждой страницы обозначен месяц и выписаны соответствующие астрологические прогнозы. Сердце у меня колотилось, я лихорадочно переворачивал страницу за страницей к последней дате: быть может, Роджер записал, с кем назначил встречу в саду?

Пока я искал страницу с датой двадцать второе мая, я отметил одну особенность этого календаря: на каждый день были проставлены две даты, одна черными типографскими чернилами, другая — красными от руки. Красная дата на десять дней опережала черную. Я сразу понял, что это такое, потому что видел то же самое в календаре у французского посла: красная дата проставлялась по новому стилю, который с прошлого октября был введен во всех католических странах буллой папы Григория Inter gravissimas. Англия и другие реформаторские государства нововведение не приняли, так как не подчинялись авторитету папы, и я слышал, как посол жаловался: мол, теперь переписка между послами в разных странах и чиновниками на родине превратилась в сплошную головоломку, ибо никто не знает, где дата по старому стилю, где по новому. Сам он для верности проставлял обе даты. Но зачем, спрашивается, понадобился григорианский календарь английскому протестанту Роджеру Мерсеру?

Вот и сегодняшняя страница: двадцать второе мая (первое июня). Красивым почерком, с легким наклоном, Роджер вписал время и место диспута: «Дж. Бруно пр. Андерхилла Шк. бог. 5», гласила запись. Я присмотрелся и увидел еще одну запись под той же датой: в левом верхнем углу стояла пометка «Дж». Я даже заморгал, так пристально я всматривался. Что это — имя человека, с которым Мерсер должен был встретиться? Если «Дж» — первые буквы имени, область поисков заметно сужалась. На предыдущей странице, 21 (31) мая, имелся лишь какой-то причудливый символ, кружок, пересеченный линиями, вроде колеса со спицами.

Пролистывая книжку в обратном направлении, я регулярно обнаруживал этот знак примерно раз в десять дней, в разные дни недели. Явно какой-то секретный код, но мне не разгадать его. Инициал «Дж» казался мне более существенным намеком. Я подносил дневник все ближе к носу и учуял, наконец, странный аромат: апельсин. Сперва я подумал, что запах исходит от моих пальцев — я же поднимал с пола корку, — однако, понюхав пальцы и книжку, убедился, что запах исходит от страниц календаря. Впрочем, не так уж странно: если Роджер Мерсер любил полакомиться апельсинами, то мог вполне брызнуть соком на свой календарь — вчера я имел возможность убедиться, что ест он не слишком аккуратно. И все же какая-то мысль крутилась у меня в мозгу, когда я принюхивался к календарю. И вдруг меня осенило. Я даже выругался: надо же быть таким ослом!

В этот самый момент дверь шкафа заскрипела, поворачиваясь на старых петлях, и я чуть из башмаков не выскочил. Инстинктивно сунул календарь под рубашку, за пояс штанов, и резко обернулся: никого. Дверь подалась под собственной тяжестью. Распахнув дверь шкафа пошире, я сначала увидел только груды одежды, разбросанной неизвестным во время обыска, а потом заметил и какой-то небольшой темный предмет в глубине, накрытый старым одеялом. Отбросив одеяло в сторону, я обнаружил под ним маленький деревянный ларец с массивным замком, окованный металлическими скобами. Я выволок его на свет, и тут ларец вдруг вывернулся у меня из рук и с грохотом обрушился на пол. Я замер, затаив дыхание: сейчас кто-нибудь прибежит на шум и застанет меня в комнате покойника. Но нет, тишина.

Когда ларец упал, я сквозь грохот расслышал в нем звон монет. Стало быть, это сейф Роджера Мерсера, по-видимому битком набитый золотом. Не слишком-то тщательно он прятал свою казну. Однако тот, кто разгромил комнату, деньгами пренебрег. И на теле Роджера остался нетронутый кошелек. Стало быть, деньги убийцу не интересовали. Но ради чего люди убивают, если не ради денег? Бывает, убивают из мести, прикидывал я, бывает, из страха перед разоблачением.

Стоит наведаться к привратнику, решил я, и расспросить обо всех калитках, замках и ключах: тот, кто обыскивал комнату Роджера, очевидно, отпер дверь в кабинет, а потом, уходя, запер ее за собой.