Ересь

Со вздохом я перевернулся на другой бок, закутавшись в простыню от утреннего сквозняка, и мысли мои вновь обратились к дочери ректора. Ночью я долго не мог заснуть, думая о ней. Только ради нее одной и стоило бы остаться в Оксфорде — из-за нее же имело смысл и поскорее уехать. Давно уже я не был так близок с женщиной, как с Софией в тот миг, когда она едва не упала мне на руки, и теперь мучительная тоска сжимала мне грудь. Дорого бы я дал, чтобы узнать, чувствовала ли она в тот момент то же самое. Во время нашего разговора были такие моменты, когда ее взгляд встречался с моим, и мне казалось, она как будто просит меня прочесть что-то в ее глазах; впрочем, я понимал и другое: мне, гостю ее отца, нужно соблюдать величайшую осторожность и деликатность.

И еще одно: она с презрением, хотя и с сочувствием говорила о зависимости своего отца от покровительства влиятельных людей, — а разве я сам не находился в таком же точно унизительном положении? У меня не было никакой собственности, не было средств на женитьбу и содержание семьи; ничего я не мог предложить молодой девушке из приличной семьи, разве что свою любовь, а этот товар отцы недорого ценят. Я не мог ухаживать за Софией, ибо не мог сделать ей предложение. И хотя достаточно было мимолетного прикосновения в той комнате, перед камином, чтобы желание властно пробудилось во мне, я прекрасно понимал, что не стану даже пытаться соблазнить эту девушку — слишком она мне нравилась и слишком я ее уважал. Другое дело, что я всей душой стремился еще раз увидеть ее, но чего я от этого ждал — и сам не мог бы сказать. Одна картина неотвязно стояла у меня перед глазами: как изменилось ее лицо в тот миг, когда я показал ей Коперникову диаграмму, как промелькнуло в ее взгляде узнавание, когда она увидела тот символ-колесико. Что она знала и как мне завоевать ее доверие?

Все громче пели за окном птицы. Я откинул простыни, подошел к окну, раздвинул шторы и окинул взглядом внутренний двор колледжа. Ранний розовый свет вспыхивал то и дело на небе между рваными тучами. Дождь на какое-то время стих, но поди знай, осталась ли проезжей дорога на Лондон после двух дней непрерывного ливня.

Ночная влага еще блестела на камнях двора, в мелких лужицах отражались лучи солнца. Стоя у окна, я не мог разглядеть стрелки башенных часов, но решил, что пора одеваться: как только в колледже начнется жизнь, можно будет спросить у Коббета, как мне получить моего коня. Стоит ли официально прощаться с ректором? Я мог бы сказать ему, что меня ждут в столице неотложные дела, однако опасался услышать, что закон обязывает меня оставаться в университете, пока я не дам показания коронеру. Нет уж, лучше удрать, а потом сослаться на то, что здешние правила мне были неизвестны. И пусть Андерхилл не думает, что это он изгнал меня как беса. Только, покидая Оксфорд, нужно было бы, пожалуй, оставить записку Сидни.

Приняв окончательное решение, я отошел от окна, но в последний момент краем глаза подметил какое-то движение во дворе: фигура в черном плаще, с низко опущенным капюшоном поспешно вывернула из-за угла здания и растворилась под башенной аркой. Я не успел разглядеть этого типа, но инстинктивно напрягся. Интересно, кто это тут рыскает в столь ранний час? Я схватил рубашку, но вовремя спохватился: ведь я же решил — все, что происходит в колледже, все его секреты, кто тут и где бродит по ночам и возвращается по утрам, меня не касается. Сегодня я уезжаю. Вполне вероятно, что в колледже прячется убийца, но пусть достопочтенные профессора сами разбираются. Я пытался обнаружить истину, но что получил в награду? Презрение и угрозы. Больше я не желаю иметь с этим ничего общего.

Я, уже не спеша, натянул рубашку и штаны. Зазвонил колокол — печально, негромко звал он на заутреню, а я только теперь почти с ужасом сообразил, что наступило воскресенье. Все слуги отпущены, — кто подскажет мне, в какой конюшне стоит мой конь? Но даже если я найду его, с ним придется расстаться в Виндзоре, откуда мы выехали верхами. А как я доберусь из Виндзора в Лондон без спутников и в праздничный день? Кроме того, теперь в безжалостном свете занимавшегося дня бегство представилось мне малодушным; более того, сам план был неразумен и практически неосуществим.