Ересь Хоруса: Омнибус. Том 3

— Для одного пикт-снимка или трёх. Это было моей работой, Натаниэль. Я скучаю по тем дням иногда. Когда всё, что мне нужно было делать, это запечатлеть момент времени, — она опустила руки. — Язык изображения может быть кому угодно и где угодно. Он вечен. Он может рассказать так много…Хотела бы я с такой же лёгкостью передать сообщение, которое несу.

— Не уверен, что понимаю… — начал он.

— Я покажу тебе, — Киилер направилась к нему, и неожиданно Гарро отступил на шаг, не понимаю, что заставило его это сделать. — Что случилось? Ты зашёл так далеко, но теперь тебя терзают сомнения?

— Я зашёл так далеко как раз из-за того, что меня терзают сомнения, — ответил он. — Это состояние является анафемой для меня. Я легионер, и я сотворён, чтобы быть уверенным. Отсутствие уверенности пожирает меня.

— Проклятие умного человека, — произнесла она. — Сомневаться во всём, в то время как менее одарённые действуют без промедления.

Подвергшись необъяснимому импульсу, Гарро шагнул вперёд и схватил её за запястье.

— Тогда ответь на вопрос, — потребовал он. Рука Киилер казалась такой крошечной, хрупкой, словно была соткана из стекла, и он знал, что малейшим усилием может раздробить её кости в порошок.

Святая никак не отреагировала на то, что он сделал. Вместо этого вторая её рука легла на его собственную, сжив её нежно, но крепко. Гарро почувствовал странную, электрическую дрожь, прошедшую через его нервы.

— Позволь мне показать тебе галерею, — сказала она ему. — Место, где я выставляю все картины, приходящие ко мне.

Голос Киилер был мелодичным и необычно далёким. Гарро почувствовал, как начинают замерзать обнажённые руки под его походной накидкой. Он попытался заговорить, но это действие оказалось очень трудным.

Он моргнул, и мир вокруг него поменялся. Комната выглядела по-другому, свет падал странно, словно он прошёл сквозь призму.

— Посмотри сюда, Натаниэль. На этой меня убивают, — Киилер показывала ему статичную картину, более чёткую, чем любой гололит или пикт высокого разрешения, более яркую и детализированную, чем сама реальность. Она поглотила его. Он не мог отвернуться от её перенасыщенной, подавляющей композиции. — Меня это не волнует, — сказала она.

Каким-то образом, в этот несуществующий момент, он оказался внутри картины вместе с ней, оба они были наблюдателями, попавшими в эту причуду разума. Переход был таким незаметным, таким лёгким, что Гарро едва почувствовал, что он произошёл.

Он узрел трагическую сцену. Киилер лежала на оуслитовых ступенях, испещрённых попаданиями из болтеров, в окружении обычных солдат и рыдающих илотов. Она была мертва, но было что-то ангельское в её смерти.

— Где…это? — спросил он.

— Врата Аннапурны Имперского дворца. Это одна из моих судеб, — она помедлила. — Вот другая.

На мгновение опустилась тьма, а затем наступило другое время и место. Практически неосвещённое подземелье, единственное скудное освещение исходило от тлеющей вспышки мелтагана в момент выстрела. Невозможно было рассмотреть руку на оружии, но тень за ним была огромной, и несомненно принадлежала космодесантнику. Киилер стояла на коленях на каменном полу перед дулом оружия, всё ещё медитируя за долю секунды до того, как луч уничтожит её.

— Ещё одна, — продолжала Киилер. В этот раз она находилась в трюме шаттла, охваченного огнём. — Ещё одна, — у подножия Визансткого минарета за городом Просителей с мечом у шеи. — Ещё одна, — руки отчаявшихся разгребают кучи щебня, обнаруживая под ними подол её разорванной робы. — Ещё одна, — Гарро увидел себя, сжимающего её искалеченное тело в своих руках, его лицо и его разбитая серая броня были памятником самой трудной битвы в его жизни.

Они появлялись и появлялись, видения будущего, которое могло наступить, каскад не наступивших дней, где единственной постоянной была смерть Эуфратии Киилер. Ему показалось, что он увидел другое знакомое место — Цитадель Сомнус на Луне, тактикариум Фаланги, даже неф импровизированной церкви.

— Остановись! — потребовал он. — Зачем ты показываешь мне это?

Святая посмотрела ему в глаза, и печаль, которую он увидел, была чистой и бесконечной.

— Это жизни, которые открыты передо мной, дорогой Натаниэль. Я мельком замечаю их, и судьба обрывает мою жизнь снова и снова.

— Я отвергаю это, — прорычал Гарро. — Нет судьбы кроме той, что мы творим сами. Ничего не предопределено. Если судьба и существует, то она ведёт нас, а не угнетает!

— И всё же я умираю, — произнесла Киилер. — Здесь, и здесь, и здесь, и здесь… — она остановилась. — Во всех переплетениях времени я мертва… кроме одного, — она покачала головой, когда всё вокруг них погрузилось во тьму. — И этого места я не вижу.

Гарро моргнул, когда она отпустила его руку, а он — её. Всё вернулось на свои места, и они стояли неподвижно в прихожей импровизированной церкви. «Галерея» Киилер исчезла из его памяти словно закат.

— Ты не должна умереть вот так.

Она робко улыбнулась.

— Я не буду жить вечно, Натаниэль. Никто из нас. Только у Бога-Императора есть этот дар… Это проклятье.