Еретическое путешествие к точке невозврата

– Истинная вера – повседневный тяжкий труд, – нравоучительно сказал Лютер. – Римская католическая церковь учит, что для спасения души достаточно механического исполнения обрядов и покупки индульгенции, а мы опровергаем это ложное утверждение! Как можно спасти свою душу, купив отпущение? Ведь некоторые грехи ускользают из нашей памяти, а некоторые поступки мы в своём невежестве и вовсе не полагаем греховными. Нет, спасение зависит исключительно от Божьей Благодати, которая снизошла на нас благодаря жертвенной смерти Христа. Каждый должен молиться, каяться, совершать добрые дела, и тем спасётся. А то, когда наступит конец света, ведомо только Создателю – им всё началось, им всё и закончится. И вообще, если бы люди знали, что завтра или, скажем, через седмицу наступит конец света, никто бы не стал работать.

– Но как же явленные признаки приближения светопреставления – они истинны?

– Не знаю, – ответил Лютер, устало опускаясь на свой стул. – Писание не содержит ответа на этот вопрос. Скажу лишь, что история церкви хранит память о множестве таких признаков, которые считались совершенно бесспорными, и которые, как вы понимаете, не сбылись. Возможно, и сейчас… Надо ждать, верить и молиться. Гораздо больше меня интересует другой вопрос: Кто был этот человек… или нечеловек, который возник в вашей алхимической лаборатории и который помогал вам на протяжении всего наполненного опасностями путешествия? Кто он, ангел Божий или, напротив, слуга нечистого, а может быть, даже сам князь Тьмы?

– То есть, вы хотите сказать, дьявол? – уточнил Вольфгер. – А вот, кстати, скажите, доктор, а как бы, на ваш взгляд, отнёсся дьявол к вести о приближающемся конце света?

Лютер долго молчал, с некоторым удивлением разглядывая своего гостя, потом сказал:

– Вы, ваша милость, задали чрезвычайно глубокий и чрезвычайно сложный вопрос. Не скрою, я в известной растерянности, потому что никогда не думал над этим. Я мог бы, конечно, высыпать на вас ворох бесполезных цитат из сочинений так называемых отцов церкви, но не стану этого делать. Это глупо и бессмысленно. Кто может угадать мысли врага рода человеческого?!

С одной стороны, светопреставление повлечёт за собой грандиозную битву сил добра и сил зла, в которой силы зла будут окончательно повержены, и вообще, в Царстве Божьем нет места для Сатаны. С другой стороны, милость Господа неисчерпаема, и, возможно, он помилует и дьявола. Наконец, враг рода человеческого ведь тоже создан Им, как же создание может противиться воле Творца?!

Да… Дьявол… Знаете, господин барон, мысли о дьяволе сопровождают меня всю мою жизнь. Я появился на свет в шахтёрском посёлке, а шахтёры – очень набожный и суеверный народ, ведь спускаясь под землю, они ежедневно, ежечасно рискуют жизнью. Рудокопы верят, что пробиваясь под землю, они движутся в сторону Преисподней, и в один далеко не прекрасный момент могут встретиться с самим дьяволом. Для них дьявол – не абстрактный религиозный символ, а вполне реальное существо. Многие годы и я думал так же. Меня всегда преследовало ощущение собственной греховности, душевной нечистоты, за которую я обязан понести наказание. Не выдержав духовных терзаний, я решил скрыться от мира в монастыре и там обрести душевный покой. Но в монастыре было ещё хуже, дьявол искушал меня и там. Когда все молились и плакали в умилении, на меня нападала беспричинная злоба, мне хотелось крушить иконы, изрыгать брань, бить, кусать и пинать своих собратьев. Отец настоятель смотрел на меня с удивлением, а простые монахи с трепетом. Им казалось, что я одержим. В ужасе я изнурял себя постом и молитвой, лежал крестом на ледяных камнях церкви, в одной ветхой ряске часами стоял на морозе. Я соблюдал установления ордена так строго, что теперь могу сказать, что коли мог бы монах попасть на небеса через своё монашество, то это был бы я. Вся знавшая меня монастырская братия согласится с этим. Продолжай я и далее подобным образом, я бы довёл себя бдениями, молитвами, чтением и другой работой до болезни, а то и до смерти. Но я не добился ничего. Дьявол не отступал. Монастырь, который я считал местом для умиротворённых, спокойных размышлений, оказался для меня адом. Я был на грани умоисступления. И тогда отец настоятель, не снимая с меня монашеских обетов, решил, что я должен вернуться в мир. Это спасло меня.

Сейчас-то я считаю, что все истязания духа и плоти, которым я подвергал себя, были глупыми и бесполезными, они ни на волос не приблизили меня к Богу. Скорее, наоборот, я на своей шкуре постиг всю бессмысленность монастырского бытия.

Я пытался уйти от дьявола, который искушал меня в монастыре, но это оказалось не так-то просто. Мне кажется, что куда бы я ни пошёл, где бы я ни жил, мой дьявол всегда со мной, я ношу его за плечами. Однажды он показался мне даже здесь. Как-то ночью я засиделся за переводом, а когда оторвал глаза от рукописи, увидел его козлиную морду. Я швырнул в него чернильницей, и он исчез, а клякса на стене осталась. Вот она, видите?

– А это точно был дьявол? – с сомнением спросил Вольфгер.