Мы разгромили только одну банду анабаптистов, но, похоже, в стране их сотни, а что начнётся весной, когда сойдёт снег и просохнут дороги, я и подумать боюсь. Иегуда бен Цви был прав: грядёт война всех против всех, то есть самая страшная, кровавая и беспощадная война, в которой брат пойдёт на брата, а отец на сына. И Лютер винит в этом себя и свои трактаты. А тут ещё мы с вестями о грядущем конце света. А что если действительно светопреставление кара за Реформацию?! Не знаю, как Лютер выносит на душе этакую тяжесть.
– Понимаю, – вздохнул отец Иона.
Он нашарил на полу Библию и прочитал:
И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время.
И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и воскорбел в сердце своём.
И сказал господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов, и птиц небесных истреблю; ибо я раскаялся, что создал их
Ной же обрёл благодать пред очами Господа.
[89]Отец Иона замолчал, молчал и Вольфгер, поражённый мрачной красотой и величием древних слов.
– Где же нам найти воистину праведного? – наконец спросил монах, – а, Вольфгер? Может быть, ему, а не богословам и князьям церкви откроется истина?
– Не надо искать истинно праведного, – тихо сказал барон.
– Не надо? Почему?
– Потому что истинно праведный и так среди нас, – убеждённо ответил Вольфгер
– Что ты такое говоришь, сын мой?! Остерегись богохульствовать! – повысил голос отец Иона. – Кто же он, по-твоему?
– Ты.
– Я? Да ты что?!! – почти закричал монах, привставая с кресла.
– Тихо, тихо, не волнуйся ты так, – сказал Вольфгер, усаживая старика обратно в кресло и укрывая сползшей с колен медвежьей шкурой. – Ну, посуди сам: кто шёл к людям с верой и молитвой, облегчая их горести, исцеляя и успокаивая? Ты? Ты. Кто чувствовал в храме Божью Благодать? Ты? Ты. Сколько людей мы ни спрашивали, никто, слышишь, никто, кроме тебя – от кардинала и доктора теологии до простого приходского священника – не чувствовал снисхождения на них Божьей Благодати. А ты чувствовал. Да и поход наш состоялся по твоему слову. И вовсе не потому, что именно ты так уж боишься страшного суда. Ты больше не можешь помогать людям, крестьянам, живущим близ замка, вот что тебя по-настоящему страшит. Всем наплевать, а ты, уже немолодой человек, ринулся в странствие. Так кто воистину свят?
– Ты и взаправду так думаешь, сынок? – дрожащим голосом спросил монах.
– Конечно, а разве я тебе когда-нибудь лгал? – твёрдо глядя старику в глаза, сказал Вольфгер.
– Благослови тебя Господь, – выдохнул монах, смахнув набежавшую старческую слезу. – Но на самом-то деле ты заблуждаешься: я всего лишь недостойный и грешный человек, никакой святости во мне нет и в помине. Дай-ка мне руку…
Вольфгер осторожно вложил ладонь в руку своего старого учителя, безвольно лежащую поверх шкуры, и почувствовал слабое пожатие.
– А теперь иди, – сказал отец Иона, – мне, пожалуй, будет над чем подумать. Приходи завтра, только не с самого утра, а то я что-то полюбил долго спать. Да, знаешь что? Скажи, чтобы подогрели для меня кувшинчик хорошего красного вина. Оказывается, я не пил вина с того момента, как меня ранили. Представляешь, Вольфгер?! Две недели без вина!
– Слава Иисусу! – облегчённо сказал барон, – теперь-то я точно знаю: ты идёшь на поправку! Я, пожалуй, попрошу, чтобы с вином тебе принесли свежего хлеба и ломоть ветчины, а?
Отец Иона улыбнулся и кивнул.
***
– Вольфгер, можно к тебе? – в комнату заглянул улыбающийся гном.
– Входи, Рупрехт, что-то тебя давно не было видно. Где пропадал? Небось, со Штюбнером в кости играл на его кандалы?
– С кем? – удивился гном, – А-а-а, с этим… Нет, конечно. Я тут… Э-э-э… Ну, в общем…
– Что «в общем»? – насторожился Вольфгер, – давай уж рассказывай, не мямли.
– Ну, понимаешь, Вольфгер, – сказал гном, усаживаясь на табурет, – я тут немного помог коменданту, внёс кое-какие улучшения в лафеты крепостных пушек, ну, он меня и отблагодарил.
– Могу себе представить благодарность нашего коменданта, – усмехнулся барон, – что, разрешил в караул сходить?
– Да ну тебя! – притворно обиделся гном и шмыгнул носом, – в какой ещё караул?! Он мне ключи отдал от лаборатории алхимика, вот! Понимаешь, оказывается, в замке раньше жил алхимик, ну, и у него была своя лаборатория. Куда этот алхимик делся, я не знаю, но лаборатория целёхонька и неплохо оборудована, есть даже два атанора и «пеликан»...
[90] Только пыльно там очень было. Ну, это ничего, я уже всё прибрал.– Скажи, Рупрехт, а ты в лаборатории пятен на потолке или стенах не видел? – с невинным видом осведомился Вольфгер.