Еретическое путешествие к точке невозврата

Вольфгер едва успел по настойчивому требованию Уты переменить рубашку, как в комнату вошёл, а точнее, вкатился приехавший врач. Это был толстячок с короткими ножками, упитанным животиком и круглой физиономией, с крошечными глазками-изюминками, розовыми щёчками и длинными, аккуратно завитыми полуседыми волосами. Он прямо-таки излучал вокруг себя здоровье и оптимизм, всем своим видом подтверждая торжество медицинской науки над всякоразличными хворями.

– О-о-о, господин барон, позвольте засвидетельствовать вам моё почтение, – с порога затараторил целитель, поклонившись, насколько ему позволял живот. – Герр Фуггер мне сообщил, что вы, якобы, находитесь при смерти, и приказал, не теряя ни минуты, мчаться в Вартбург и использовать все мои скромные знания и умения для вашего спасения. А вы, оказывается, уже совершаете прогулки! Это приятный сюрприз! Знаете, наша гильдия, пожалуй, единственная, члены которой искренне радуются, когда у них мало работы. Я слышал, что какой-то восточный владыка платил дворцовым лекарям весьма высокое жалование, но только тогда, когда чувствовал себя здоровым. Это весьма, весьма разумная практика! Я рад, что вы не нуждаетесь в моих услугах! – с чувством заявил лекарь, хотя Вольфгер уловил в его голосе нотку разочарования и обиды признанного мастера, которого лишили возможности продемонстрировать свои таланты.

– Позвольте узнать ваше имя, герр доктор.

– Ох, тысяча извинений господин барон, тысяча извинений, – смутился коротышка, – тряска в карете по ужасным немецким дорогам совсем выбила у меня из головы правила хорошего тона. Шлюттер, Ганс Шлюттер, лейб-медик [92] его императорского высочества курфюрста Альбрехта и личный врач герра Антона Фуггера, к вашим услугам.

– Рад нашему знакомству, – в тон ему ответил Вольфгер, – для меня большая честь, что его императорское высочество соизволил прислать ко мне своего медикуса, рискуя сам остаться без врачебной помощи. Я ценю это, и при личной встрече не премину принести свою почтительную благодарность.

– Позвольте же, ваша милость, перейти к исполнению своих профессиональных обязанностей и осмотреть вас, – принимая профессиональный тон, сказал лекарь, – и расскажите мне, что с вами случилось, ибо причины болезни часто помогают понять её следствия.

– Да ничего особенного не случилось, – поморщился Вольфгер, – сам виноват, всё из-за моей невнимательности. Скакал на лошади, был разгорячён и не заметил, что выехал на лёд замёрзшей реки. А ночью была оттепель, ну, лёд и не выдержал моего жеребца, ухнули мы с ним в воду. Хорошо хоть, не глубоко там было, не захлебнулись, выбрались кое-как. Пока до замка доехал, простудился. Вроде бы обычная хворь, лет десять назад я бы и внимания на неё не обратил, а тут чуть не умер. Старею, наверное. Благодарение Господу, всё-таки выжил, а выходили меня фройляйн Ута и мои друзья, им я и обязан жизнью.

Ута, стоявшая рядом с кроватью Вольфгера, слегка покраснела.

Лекарь повернулся к ней:

– Вот как? Не ожидал найти коллегу в лице очаровательной фройляйн. Какой же, позвольте узнать, вы изволили поставить диагноз больному, и какое назначили лечение? – спросил он, перейдя на латынь.

Ута покраснела ещё больше и стала с запинкой отвечать, мешая латинские и немецкие слова. Лекарь внимательно и доброжелательно её слушал, время от времени подбадривая кивками.

– Благодарю вас, фройляйн, – наконец сказал он, – теперь причины и течение болезни мне совершенно ясны. Поистине радостно встретить столь образованную и ясно мыслящую сестру по профессии, позвольте мне, старику, вас так называть. Но всё-таки я должен сам осмотреть больного. Прошу понять меня правильно, фройляйн, и не обижаться, это мой профессиональный долг.

Вольфгер понял, что отвертеться от осмотра не удастся, вздохнул и начал стягивать рубаху.

Лицо Ганса Шлюттера немедленно стало необычайно серьёзным и сосредоточенным. Он попросил Вольфгера лечь, долго щупал его пульс сначала на левой руке, потом на правой, наконец на шее, причём пальцы у него оказались сухими, тёплыми и на удивление сильными. Закончив изучать пульс, лекарь некоторое время раздумывал, нахмурившись и глядя в окно, затем сказал: «Гм!» и стал выслушивать Вольфгера, прикладывая ухо к его груди и щекоча бакенбардой. Вольфгер с трудом сдерживался, чтобы не захихикать, и поэтому обычные докторские «Дышите, не дышите» выполнял не с первого раза.

Лекарь сунул нос Вольфгеру подмышку и, смешно сопя, долго изучал запах его пота, потом извлёк из своего мешка склянку и потребовал наполнить её мочой. Вольфгер хотел возмутиться, но поймал взгляд Уты, вздохнул, забрал склянку и отправился в отхожее место. Мочу лекарь долго рассматривал на свет, нюхал, и Вольфгеру в какой-то момент показалось, что он сейчас отхлебнёт из склянки, но, слава богам, обошлось без этого.