Еретическое путешествие к точке невозврата

Портной аршин отставил
И ножницы достал.
И вот, согласно правил,
Хвосты пооткромсал.
«Нам ножницы странны!
Изволь-ка шить штаны.
Оставь хвосты в покое,
Во славу сатаны!»

С чертями трудно сладить.
Портной согрел утюг
И стал проворно гладить
Зады заместо брюк.
«Ай-ай! Ужель должны
Нас доконать штаны?
Не надо нас утюжить,
Во славу сатаны!»

Шпильман играл неважно: струны фиделя жалобно взвизгивали, скачущая музыка царапала слух, но посетителей это ничуть не беспокоило. Многие вскочили со своих мест, и, расхватав визжащих служанок, пустились в пляс. Те, кому женщин не досталось, танцевали друг с другом. Пары так старательно отбивали ногами такт, что из щелей в полу взлетали клубы пыли. Трезвому смотреть на забавы пьяных всегда неприятно. Вольфгер поморщился и отвернулся. Вендель заметил его гримасу.

— «Во славу сатаны»… Что творится с нашим некогда чинным и богобоязненным народом?! А ведь мы в лучшем трактире города, здесь собирается не голь и рвань, а почтенные лавочники и преуспевающие мастеровые. В дешёвых кабаках, ваша милость, дела обстоят ещё хуже, там уже совершенно открыто обсуждают грядущую расправу с господами… Но вернёмся к Мюнцеру.

Возмутив крестьян в Шварцвальде, он вернулся сюда, в Мюльхаузен и взялся за испытанное оружие — проповеди, которые становились всё опаснее. Мюнцер призывал распустить магистрат, ввести в городе «евангельское правление» и передать власть некоему придуманному им Вечному совету.

Бюргеры с заплывшим жиром мозгами, составлявшие магистрат, растерялись. Арестовать Мюнцера или выслать его из города, конечно, уже было нельзя, он стал слишком влиятельной фигурой, а вот нож под ребро в тёмном переулке ещё мог поправить дела… Но отдать решительный приказ было некому, и вскоре магистрат был распущен, а вместо него, как и хотел Мюнцер, в тот же день избрали Вечный совет.

Мюнцер схитрил: он не занял в этом совете никакой должности, но без его участия не проходит ни одно заседание, Мюнцер единолично правит советом, объявляя, насколько то или иное решение соответствует «божьему слову».

По указанию Мюнцера католическое богослужение в Мюльхаузене отменили, а церковное имущество частично распродали, а большей частью разграбили.

Бунты вспыхнули в Швабии, Гессене и в Гарце.

Мюнцер пишет и рассылает по всей стране множество писем — часть нам удалось перехватить и прочитать — и без устали проповедует. Некоторые проповеди я слышал. И, знаете, господин барон, что я вам скажу… По-моему, Мюнцер теряет рассудок. Мне и раньше доносили о странностях в его характере, но я не придавал этому особенного значения — вдохновенные проповедники — они часто малость того… Обычное дело. Но с недавних пор поведение Мюнцера разительным образом изменилось и стало внушать здравомыслящим людям изумление и страх. Теперь он изображает некоего ветхозаветного пророка: носит хламиду, расшитую золотом и серебром, отпустил для солидности бороду, и требует, чтобы перед его явлениями пастве торжественно выносили меч и чашу. Только народ всё равно потешается: лицо у Мюнцера круглое и похоже на кошачью морду, поэтому, когда он злится, кажется, что вот-вот зашипит и зафыркает. Да ещё и борода эта… Она у него рыжая и выглядит несуразно, как будто приклеена. Про неё уже песенки сочиняют, да вы только что сами слышали. Ну, тогда пришлось Мюнцеру бороду покрасить…

— А о чём были те проповеди, которые вы слышали? — спросил Вольфгер.

— Говорит Мюнцер подолгу и, надо отдать ему должное, складно, по-моему, заранее не готовится, полагаясь на вдохновение, поэтому все проповеди у него выходят по-разному, но гнёт он всегда к одному. Дескать, нынешний мятеж угоден Богу и начат по его воле, что в этом мятеже должны погибнуть все враги истинной веры, потому что только так можно очистить мир от греха и приблизить наступление царства Божьего. Над народом не должно быть никакой власти, кроме Божьей, а раз так, простолюдины должны истребить никчёмных трутней — господ.

«Не давайте доступа жалости к вашему сердцу! Не взирайте на вопли безбожных, не давайте крови остывать на вашем мече. Настало время разорить гнездо орлиное».

Вот что он говорит.

К несчастью, проповеди Мюнцера падают на благодатную почву: к нему толпами стекается народ.

— Это верно, — подтвердил Вольфгер, — по дороге в Мюльхаузен мы видели большой отряд вооружённых крестьян.

А шпильман пел: