Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Та же проблема, как мне представляется, волновала и других авторов XV в. Так, история Камиллы (под влиянием не только Боккаччо[1458], но, очевидно, и Жана Жерсона, в заслугу которому ставился «тонкий» разбор вопроса о допустимости ношения Девой мужского костюма[1459]) оказалась включена в IV книгу «Защитника дам» Мартина Ле Франка, прославлявшую женщин, особо отличившихся в делах управления и воинских искусствах, и завершавшуюся рассказом о современницах автора, в том числе и о французской героине[1460]. То же сравнение фигурировало в «Комментариях» Энеа Сильвио Пикколомини (Пия II)[1461]. В его же «Знаменитых мужах», созданных в 1445–1450 гг., Жанна впервые, насколько можно судить, была названа Virago — женщиной, одетой в доспехи и приносящей гибель своим врагам, англичанам и бургундцам[1462].

Однако, наиболее полно сравнение Жанны д’Арк с Камиллой использовал в своей «Джиневере знаменитых дам» Джованни Сабадино дельи Арьенти (1483 г.). В его сборнике были представлены 33 биографии представительниц самых могущественных семейств Италии (феррарских Эсте, миланских Висконти и Сфорца, мантуанских Гонзага и некоторых других). Внимание итальянского гуманиста исключительно к его современницам объяснялось прежде всего новыми принципами историописания, сформировавшимися во второй половине XV в.: отныне не только события прошлого, но и события современности рассматривались как вполне достойные памяти потомков[1463].

Важно, как мне представляется, отметить, что из всех 33 жизнеописаний, составленных Сабадино, только одно являлось рассказом об иностранке — история Жанны д’Арк. Возможно, для того, чтобы как-то сгладить данное противоречие, автор в прологе очень подробно останавливался на особенностях жизни и воспитания Камиллы — прототипа французской героини — желая продемонстрировать, что «и в нашу эпоху слава и мужество… доблестной Девы являлись отнюдь не меньшими»[1464]. Однако его главной целью, безусловно, следует признать стремление понять, каким образом скромная пастушка, проживавшая в деревенской глуши, превратилась в военачальника королевского войска. При этом Сабадино — в отличие от своих предшественников, также интересовавшихся этим вопросом, — давал совершенно новую трактовку данного превращения. Он полагал, что такие качества как смелость и отвага (fiera е gagliarda) были присущи Жанне уже в самом детстве. Точно так же, как и Камилла, которую изгнанный из родного города отец воспитал в лесу, французская героиня выросла вдали от людей, среди полей[1465]. Как и Камилла, которая отлично управлялась с луком и стрелами, охотясь на диких зверей, она научилась обращаться с оружием, используя вместо копья тяжелую палку (una grossa verga come astro), а вместо боевого коня — кобылу пастуха соседского стада[1466]. Безусловно, отмечал далее Сабадино, Жанна получила примерное христианское воспитание, но оно было далеко не таким, какое получают обычно простые пастушки (non che a la custodia de le ресоге)[1467]. Прежде всего это касалось обета безбрачия, который она — по примеру Камиллы, посвятившей свою девственность богине Диане, — дала еще в ранней юности (fu vergene)[1468]. Однако главным отличием французской героини от ее односельчан автор полагал изначальное стремление к военной карьере. В его интерпретации занятия пастушеством были лишь незначительным эпизодом в жизни Жанны: несмотря на то, что она была «бедной девушкой», она с самого детства знала, что ее ждет совершенно особая судьба — военная карьера[1469]. Роль Господа в этом превращении была сведена Сабадино к минимуму. В отличие от своих предшественников, он вообще не упоминал об откровениях своей героини или о визитах, которые наносили ей небесные посланцы, он лишь указывал, что ее новый статус «капитана и начальника [королевского] войска» был, с ее точки зрения, «приятен Богу», поскольку должен был принести победу французам[1470].