Странная на первый взгляд зависимость между ткачеством и защитой легко проясняется, стоит нам обратиться к греческой философии и, в частности, к «Политику» Платона: «Какой же можно найти самый малый удовлетворительный образец, который был бы причастен той самой — государственной — деятельности? Ради Зевса, Сократ, хочешь, за неимением лучшего, выберем ткацкое ремесло? Да и его — не целиком; быть может, будет достаточно ткани из шерсти: пожалуй, эта выделенная нами часть скорее всего засвидетельствует то, чего мы ждем»[1557]
. И далее: «Все, что мы производим и приобретаем, служит нам либо для созидания чего-либо, либо для защиты от страданий»[1558]. Подробно проанализировавший данную любопытную аналогию между ткачеством и защитой (как одной из основных сфер государственной деятельности) в греческой культуре М. Ямпольский отмечал, что абсолютно все — ткани, покровы, ковры и накидки — относилось Платоном именно к защитным средствам[1559]. Аналогия эта становилась особенно заметной при анализе состава так называемыхИменно функция защиты, являвшаяся неотъемлемой частью образа греческой Афины и сохранившая свое значение. как в римской Античности, так и в средние века, дает, как мне представляется, все основания предположить, что именно с нее миниатюрист «Защитника дам» рисовал свою Жанну д’Арк[1561]
. Тема спасительницы города получала у него, таким образом, универсальное звучание, поскольку в одном изображении обыгрывались сразу три темы — собственно античная, библейская и современная ему, французская. Близость Жанны и Афины/Минервы подчеркивалась прежде всего идентичными атрибутами — копьем и щитом — которые и в средневековой культуре вполне, как кажется, сохранили свое значение символов защиты. Достаточно вспомнить архангела Михаила, святого патрона и защитника Франции, часто изображавшегося именно с этим оружием — как во французских рукописях, так и в иностранных[1562].Кажущееся достаточно неожиданным на первый взгляд уподобление Жанны д’Арк античной Минерве в источниках XV в. встречалось действительно крайне редко. Помимо «Защитника дам» оно, насколько можно судить, также присутствовало лишь в анонимной поэме «О пришествии Девы и освобождении Орлеана», созданной после 1456 г.[1563]
Возможно, на ее автора оказало влияние знакомство с сочинением Ле Франка. Однако еще более вероятно, что образ Афины не столько как всепобеждающей богини, сколько как сильной женщины был создан им под влиянием итальянского гуманизма, иными словами, заимствован у Боккаччо, включившим Минерву в свой пантеон знаменитых героинь прошлого[1564]. И все же цепочка ассоциаций, связывавшая Жанну д’Арк, в представлении современников, с языческой богиней, имела, как мне кажется, еще одно — важнейшее — звено, ибо в средневековой христианской традиции вечной заступницей рода человеческого перед Всевышним всегда выступала Дева Мария, сравнение с которой французской героини являлось одним из основных для авторов XV в.[1565]Как защитница города и — шире — всего народа Богородица начала восприниматься в христианском мире очень рано. Уже в VII в. она стала официальным покровителем Константинополя[1566]
. Здесь, во Влахернской церкви, хранилась привезенная из Палестины ее чудодейственная Риза, оберегавшая, как считалось, мир и покой горожан[1567]. Этот образ опирался, в частности, на ветхозаветные прототипы, утвердившиеся в святоотеческой литературе в III–IV вв., для которой было характерно уподобление Марии «двери непроходимой», «вертограда огражденного», скинии, закрытых райских врат, и т. д.[1568] Для нас, однако, интерес представляют более ранние, античные истоки данного образа. С этой точки зрения, по мнению В. Лимберис, культурным субстратом, породившим образ Марии-защитницы города, являлись культы греческих богинь, хорошо известных в Византии — Реи, Гекаты, Деметры, Персефоны и — Афины[1569].