Еретик

— А какие прогнозы для Египта?

— К осени Египет падет, — уверенно констатировал Кифа.

Да, Александрия была неприступна, особенно сейчас, во время разлива Нила, однако то, как быстро рассыпалась египетская власть, внушало самые оптимистичные надежды.

— А когда в Египет войдем мы? — спросил посланник. — Что Мартин должен говорить Папе?

— Мы войдем сюда нескоро, — покачал головой Кифа. — Сначала аравитяне должны вернуть подати и начать злоупотреблять властью. Думаю, Папе придется ждать, как минимум, пять-шесть лет.

Посланец аккуратно все записал, и лишь тогда передал Кифе очередное, довольно неожиданное задание:

— Мартин хочет, чтобы ты организовал вывоз архивов Мусейона в Рим.

— Архивы Мусейона? — поднял брови Кифа, — но зачем они ему?

Посланник понимающе кивнул и достал желтый папирусный листок.

— Отец Мартин сказал мне, что ты должен понять.

Кифа развернул записку.

«Ты подал мне интересную мысль, Кифа, — писал Мартин, — но чтобы ты стал тем, кем ты хочешь, а все мы в будущем выглядели так, как все мы хотим, архивы империи должны быть у нас».

Кифу свернул записку и уставился в окно.

Он уже понимал размах мысли Мартина, ибо, едва еретическая Византия, а вслед за ней и власть временщиков-аравитян, падут, Папе придется решать, как поступить с памятью — с тем, что останется лишь на папирусной бумаге. Потому что дикий, кровожадный и тупой, как все варвары, Амр ибн аль-Ас не имеет права войти в историю таким, каким его видят сегодняшние египтяне. Злобная отравительница Мартина не должна выглядеть ни заботливой матерью для всех детей своего мужа, ни рачительной продолжательницей его дела. А уж армяне… этих, пусть и недолго, но правивших всей Ойкуменой еретиков следовало навеки отправить туда, где им и место, — на самые задворки истории. А может быть, и еще дальше.

Вот только для этого собранные в Александрийском Мусейоне архивы следовало вывезти в Италию — любой ценой.

* * *

Когда закричал Симон, цветные витражи храма лопнули и осыпали их, словно брызги падающего со скалы потока. И сразу же потухли все до единой свечи. Ворвавшийся в пустые оконные проемы ветер царствовал теперь в храме безраздельно. И лишь спустя бесконечно долгое время Елена произнесла первое слово.

— Симон?

— ?

— Это у всех так?

Он с усилием сполз со скользкого пышного тела, повернул ее к себе и обнял.

— Не знаю… кажется, нет.

Ветер скользил по его спине приятными прохладными волнами.

— Мне страшно… — тихо произнесла она, — и сладко… и снова страшно. Почему так?

Симон отодвинулся и заглянул ей в глаза. Он чувствовал то же самое.

— Ты — Царица Цариц… а я… я даже не знаю, кто я.

— Ты — мой Бог, — провела рукой по его бритому татуированному черепу Елена.

Симон улыбнулся и вдруг понял, что впервые не услышал в себе протеста на само это слово.

— Да, будет так.

* * *

Когда войска Амра отбросили Теодора от Карийуна и осадили Александрию, стало ясно: и Менас, и все остальные, твердившие о неприступности города, были стократно правы. Едва первые смельчаки бросились вперед — так, проявить удаль, навстречу им полетели выпущенные из множества баллист камни.

— Двадцать восемь человек, — мрачно отчитался о потерях Зубайр.

— Отходим и становимся лагерем, — распорядился Амр.

А уже вечером перебежчики сообщили Амру, что в Александрии резня. Он попытался выяснить, кто кого режет, перебежчики принялись объяснять, и Амр совершенно запутался. И даже когда, спустя много дней, пришло письмо от Менаса, не прояснилось почти ничего.

«Префект Аркадии Филиадес, брат патриарха Грегория и патриарх Кир давно уже за мир с тобой — на любых условиях, — писал Менас, — но между собой они не ладят. Я пытался их свести — не вышло. Впрочем, хорошо уже то, что Филиадес денег на ведение войны не дает. При этом его брат — мой давний и ярый враг. Филиадеса он поддерживает, но со мной не соглашается ни в чем».

Амр растерянно почесал затылок, перевел дыхание и продолжил читать.

«Ну, а Теодора интересует не война с тобой, а возможность поквитаться с семьей Ираклия, и он активно ищет сторонников среди тех святых отцов, что стоят в оппозиции патриарху Грегорию и патриарху Киру. Понятно, расклад сил осложняется родственными связями патриарха Грегория с Филиадесом…»

Амр тряхнул головой и начал письмо сначала, затем опять — сначала… и опять! И вскоре был вынужден признать: или он и впрямь дикий, необразованный варвар, или судьбу Александрии может решить только Аллах. Он, обычный человек в этой паутине взаимной ненависти разобраться был не в состоянии.

* * *

Когда они покинули уже начавшую остывать шкуру, за пустыми темными окнами храма вовсю бушевала гроза.

— Как в детстве! — рассмеялась Елена.

Она еще помнила времена, когда дождь в Египте не был редкостью.

Симон улыбнулся, взял ее за руку, подвел к купели и тщательно, не оставляя ни единого пятнышка, омыл ее всю — с головы до ног.

— Щекотно… — смеялась Царица Цариц, — подожди, я сама…