— Куда я теперь? — млея от радости, бормотала Диди. — Ты берешь меня с собой, Клод? Я верила, что ты все равно придешь за мной. Я так страстно молила об этом бога.
— Мне некуда тебя взять, Диди, — признался Клод. — Так нелепо получилось... Я совсем не думал... Мне хочется быть с тобой честным. У меня жена и трое детей.
— Трое? — удивилась она. — Так быстро? А жену ты любишь, Клод? Признайся, любишь? Неужели больше, чем меня? А куда я теперь денусь?
— Я могу вам помочь, — сказала Сандреза.
— Вы?
— Сумеете вы, например, работать прачкой?
— Где?
— В Лувре.
— Во дворце? Ну чудеса! Я однажды подходила к Лувру. Там такая стража! Мужчины — прямо на подбор. Где их только берут, таких красавчиков! А Клода пустят ко мне во дворец?
— Конечно, — ответила Сандреза. — Это будет зависеть только от него.
— Сандреза, — напомнил Раймон, — вы обещали сообщить нам какую-то важную новость.
— Но меня просили передать ее под строжайшим секретом, — взглянула она на Диди.
— Пожалуйста, можете секретничать! — фыркнула та. — Мне вовсе и неинтересно.
И, оттолкнув Клода, Диди, приплясывая, словно девчонка, помчалась вперед по улице. Любимую песенку Диди распевала во все горло и от всего сердца.
— Друзья мои, — сказала Сандреза, — Базиль просил меня передать вам, что он жив и невредим. Он приглашает вас на свою казнь, которая состоится в День святого Михаила на Гревской площади. Сжигать будут сделанное под Базиля чучело. Но Базиль решил: если уж помирать, то с музыкой. Он собирается устроить музыку на весь Париж. И просит вас помочь ему. Как и чем помочь, он вам расскажет при встрече.
Особняк Шатильон на улице Засохшего дерева, принадлежавший Гаспару де Колиньи, гудел от многолюдья. Долгожданный мир, десятки раз обещанный королевским двором и столько же раз им нарушаемый, наконец-то восторжествовал. Отныне гугеноты могли открыто молиться так, как им того хотелось.
Разговоры в особняке велись, естественно, только об одном — о том, что глубоко волновало каждого. Большинство с почтением высказывалось о благожелательности короля и мудрости королевы, обсуждали предстоящую свадьбу Генриха Наваррского с сестрой Карла IX.
— Повезло принцессе Маргарите, — рассуждали одни. — Где ей сыскать лучшего жениха, чем наш Генрих.
— Не очень-то принцесса обрадовалась Беарнцу, — возражали другие. — Она до сих пор воротит от гугенотов свой длинный нос.
— Ничего, — утешали третьи, — король ей быстро повернет нос, куда следует. Наш адмирал теперь у Карла ближайший друг и советник.
— Но можно ли верить обещаниям короля? — раздался внушительный бас. — Тот, кто обманул нас десять раз, обманет снова.
Хорошо поставленный голос принадлежал одному из близких друзей адмирала, человеку большой силы и мужества, Луи Шарлю Арману де Морону.
— Зря вы, Луи Шарль, наводите на светлый праздник тень сомнения, — возразили ему. — Не станет же в самом деле король отдавать на заклание родную сестру.
— Право не станет, — поддержал его человек, чье мнение заставило всех смолкнуть. — Мой дорогой Луи Шарль, — произнес тот человек, входя в зал, — я ценю в тебе осторожность, но не разделяю твоей крайней подозрительности.
То был сам адмирал Гаспар де Колиньи. Небольшого роста, одетый во все черное, он едва заметно горбился и чуть приволакивал ноги. По его щекам сбегали белые усы, прикрывая глубокий, полученный в бою шрам. Длинная седая борода и исчерченный морщинами высокий лоб довершали облик предводителя гугенотов.
— Я разговаривал сегодня с королем, — продолжал адмирал, — и еще раз убедился, что малейшие наши сомнения беспочвенны. Карл молод и горяч, но он сумел понять, что любой плохой мир лучше самой хорошей войны. Король любит своих подданных и не хочет, чтобы французы убивали французов.
— Слава нашему адмиралу! — негромко прозвучало в зале.
— Ты чем-то встревожен, мой друг? — спросил адмирал у Луи Шарля Армана де Морона.
— Я хотел бы, адмирал, услышать ваш мудрый совет по одному волнующему меня вопросу.
— Идем, — сказал Колиньи, уводя Морона к себе в кабинет.
— Не верьте им, адмирал! — с жаром воскликнул Луи Шарль, когда закрылась дверь. — Мое сердце подсказывает, что король обманывает вас.
— Всегда ли можно верить доводам сердца, — усомнился Колиньи.
— Но кроме сердца есть и другие сигналы. Арестован Эли Пуатье, адмирал.
— Кто такой?
— Честный и порядочный человек. Простой стряпчий и верный гугенот.
— В чем его обвиняют?
— Как обычно, в ереси.
— Но какое отношение арест твоего знакомого имеет к обещаниям короля?
— Эли Пуатье взяли уже после примирения. И сразу же после того, как я открыто посетил его.
— Не понял, — нахмурился адмирал, в раздражении отбрасывая одну зубочистку и доставая другую.