За ротозейство во время несения службы швейцарца сняли с поста и пообещали, что с ним разделается сам король. Сержанта, непосредственного начальника провинившегося гвардейца, разжаловали в рядовые и посадили в темную на хлеб и воду. А его величеству королю Карлу IX осторожно доложили, что Альфа все-таки, к великому сожалению, из дворца убежала. Про беспородного пса, естественно, умолчали.
Можно себе представить, что произошло бы с Карлом, доложи ему еще и про пса. Король и так разбушевался свыше всякой меры. В каждого, кто подвертывался под руку, летели не только бранные выражения, но и различные, подчас весьма увесистые предметы. От неимоверного шума зелено-красный попугай в клетке у окна тоже разволновался и стал приговаривать:
— Господи, помилуй! Господи, помилуй!
— Заткнись, чучело! — в бешенстве заорал на него Карл и хотел уже, сорвав клетку с попугаем, запустить ею в кого-нибудь из слуг. Но тут взгляд короля остановился на зрительной трубе, которая только что была пущена в чью-то голову и теперь отдыхала на полу у кресла. Еще ни один европейский монарх не держал в руках подобной диковинки. Флорентийские связи матушки все-таки приносили кое-какую пользу. На родине Екатерины Медичи, в Италии, умели не только малевать картины, ваять статуи и ткать гобелены. Там появлялись и вот такие новинки, как эта зрительная труба. Искусный мастер вмонтировал в медную трубу в определенном порядке несколько линз, и далекие предметы, если смотреть в окуляр, вдруг чудесным образом оказывались совсем рядом.
Схватив зрительную трубу, Карл вылетел из кабинета и помчался по лестнице, ведущей на башню.
С башни восточного крыла Лувра открывался превосходный вид на окрестности. Весна всходила над Парижем, и нежная дымка первой зелени освежала улицы, поляны и сады. Город казался умытым и праздничным. Ярко сияли красные черепичные крыши, золотилась под солнцем полноводная Сена, и над всем торжественно возвышались величественные, словно помолодевшие храмы. Труба в руках короля перескакивала с предмета на предмет. Покачались и проплыли: коза, привязанная к столбику; стожок прошлогоднего сена; белье на веревке; рыжая кошка; горожанин с лопатой; дворянин при шпаге; телега без колеса. Дальше и дальше. Пока глаз короля, взирающий на мир через итальянские линзы, не натолкнулся на то, что происходило на Пре-о-Клер.
— Забодай меня тысяча чертей, — пробормотал Карл, — но там дерутся. Что же это делается? Я запретил!
Избави нас, боже, от всяких напастей — от чумы и бедности, от голода и тюрьмы. Но паче всего не допусти к нам на голову гнева повелителя, когда он в дурном настроении.
— На Пре-о-Клер дерутся! — крикнул Карл. — Арестовать и немедленно доставить ко мне. Я им покажу!
А там, на Пре-о-Клер, звенели шпаги в руках обиженного и оскорбленного капитана Жерара де Жийю и маркиза де Бука, известного читателю под именем Базиля Пьера Ксавье Флоко.
Полтора десятка швейцарцев, примчавшихся на Пре-о-Клер, окружили дуэлянтов.
— Сдать оружие! Именем короля!
Что оставалось делать капитану Жерару де Жийю и Базилю Пьеру Ксавье Флоко при столь неравном соотношении сил? Только одно — покориться.
— Следуйте вперед! — распорядился старший гвардеец. — Вас приказал доставить лично к нему сам его величество король Франции Карл Девятый.
Свидание с королем, который лично захотел узреть дуэлянтов, не предвещало ничего хорошего. Особенно для Базиля.
— Не бойтесь, маркиз! — подбадривал его Жоффруа Валле. — Я иду с вами. Я засвидетельствую, что капитан сам нагло завязал с вами ссору и сам же вызвал вас на поединок. Вы этого не хотели.
Именно так оно на самом деле и произошло. Базиль и Жоффруа, прогуливаясь по весенним парижским улицам, мирно беседовали, когда на них налетел пылавший жаром капитан.
— Наконец-то! — воскликнул он.
С ходу толкнув Базиля, капитан заорал, что его оскорбили и потребовал немедленной сатисфакции. От своего двоюродного брата, который пытался урезонить задиру, капитан презрительно отмахнулся, заметив, что проходимцы, с которыми водится Жоффруа, ничуть его не удивляют.
— Как ты смеешь! — возмутился Жоффруа. — Ты сам напросился на ссору.
— Проваливай! — огрызнулся капитан. — Иначе я заодно с этим молодчиком проткну и тебя. У меня очень чешутся руки.
Отправившись за соперниками на Пре-о-Клер, Жоффруа всю дорогу стыдил кузена. Не успокоился он и тогда, когда зазвенели шпаги. А когда появились гвардейцы, Жоффруа выразил свое полное удовлетворение.
— Уверен, что капитан как следует поплатится за свою наглость! — подбадривал он маркиза. — А вам ничего не будет.
— Ну и братца отвалил мне господь бог, — всю дорогу ворчал капитан.
В Лувр Жоффруа Валле не пустили. Стража, дав дорогу гвардейцам с двумя арестованными, остановила его при входе.
— Ладно, подожду здесь, — согласился Жоффруа, не сомневаясь, что вскоре маркиз вновь сможет продолжить с ним приятную беседу.