Еретики Дюны

«Работа памяти», — подумала Одрейд. Было время, когда Одрейд жила так, как и большинство детей: в доме, где были мужчина и женщина, — если и не настоящие родители, то растившие ее вполне по-родительски. Все другие дети, которых она тогда знала, жили так же: у них были папы и мамы. Порой один папа работал далеко от дома. Иногда на работу ходила только мама. В случае Одрейд женщина оставалась дома — никакая приходящая нянька не сидела с ребенком в рабочие часы. Много позже она узнала, что родившая ее мать уплатила большую сумму денег, чтобы обеспечить такой уход за своей девочкой, спрятанной у всех на виду подобным образом.

«Она спрятала тебя, потому что любила, — объяснила женщина, когда Одрейд стала достаточно взрослой, чтобы понимать. — Вот почему ты не должна никогда никому открывать, что мы не твои настоящие родители».

Как позже поняла Одрейд, любовь не имела с этим ничего общего. Преподобные Матери не действовали из таких земных мотивов. А настоящая мать Одрейд принадлежала к Бене Джессерит.

Все это узнала Одрейд, согласно исходному плану. Ее имя: Одрейд. Дарви — так ее всегда звали равнодушные к ней или рассерженные. Юные приятельницы, естественно, сократили это имя до Дар.

Не все, однако, соответствовало первоначальному плану. Одрейд вспоминала узкую кровать в комнате, которой придавали жизнерадостный вид картинки животных и фантастические пейзажи на пастельно-голубых стенах. Белые шторы трепетали в окошке под мягкими ветерками. Одрейд помнила, как прыгает на узкой кровати, — восхитительно счастливая игра. Много смеха. Руки, ловившие ее посреди прыжка и крепко обнимавшие. Руки мужчины. Круглое лицо с небольшими усиками, которые щекотали ее так, что она начинала смеяться. Кровать стукалась о стену от ее прыжков, и на стене от этого остались вмятины.

Одрейд хранила эти воспоминания, не желая выбрасывать их в колодец холодной рациональности. Отметина на стене. Отметка смеха и радости. До чего же они малы и как о многом свидетельствуют.

Странно: почему в последнее время она все больше и больше стала думать о папе? Не все ее воспоминания счастливые. Были времена, когда он ходил печально сердитым, предостерегал маму не слишком вмешиваться. На лице его отражалось много разочарований. Его голос прилаивал, когда у него было плохое настроение. Тогда мама двигалась тихо, ее глаза наполнялись беспокойством. Одрейд ощущала тревогу и страх и негодовала на мужчину. Женщина знала, как лучше всего с ним поладить. Она целовала его в затылок, поглаживала по щеке и шептала ему на ухо.

Эти древние «естественные» чувства заставили немного потрудиться аналитиков Бене Джессерит, прежде чем удалось их изгнать из Одрейд. Даже сейчас оставался в ней сор прошлого, который надо было из нее вытащить и выбросить. Даже сейчас, Одрейд знала, до конца это в ней не истреблено.

Наблюдая за тем, с какой тщательностью Тараза изучает биографическое досье, Одрейд подумала: не этот ли изъян увидела Верховная Мать?

«Им наверняка известно, что я способна на переживания тех ранних времен».

Все это было так давно, и все равно она должна была признать, что память о мужчине и женщине покоится в ней, что, возможно, ее никогда не удастся полностью стереть. Особенно память о маме.

Преподобная Мать, родившая Одрейд, оказалась в крайнем положении и по причинам, теперь отлично понятным Одрейд, укрыла дочку в потайное убежище на Гамму. Одрейд не таила никаких обид. Это было необходимо, чтобы они обе остались в живых. Проблемы пришли с другой стороны: приемная мать дала Одрейд то, что большинство матерей дают своим детям и чему так не доверяет Орден, — любовь.

Когда прибыли Преподобные Матери, приемная мать не стала сражаться, чтобы удержать своего ребенка.

Преподобные Матери вошли в сопровождении прокторов: мужчин и женщин. Прошло много времени, прежде чем Одрейд осознала все значение этого щемящего момента. В глубине своего сердца женщина знала, что наступит день разлуки. Это лишь вопрос времени. И все равно, по мере того как дни превращались в годы — почти в шесть стандартных лет, — женщина осмеливалась надеяться.

Затем прибыли Преподобные Матери со своими дюжими прислужниками. Они лишь ждали до тех пор, пока не наступит безопасный момент, пока не удостоверятся, что никаким охотникам и шпионам не известно, что Одрейд — отпрыск рода Атридесов, запланированный Бене Джессерит.

Одрейд увидела, как Преподобные Матери передают огромную сумму денег. Женщина швырнула эти деньги на пол. Но ни один голос не возвысился, чтобы ее за это укорить. Взрослые участники этой сцены знали, где лежит истинная сила.

Вызывая в памяти свои сдерживаемые переживания, Одрейд и сейчас видела женщину, как она садится на стул с прямой спинкой возле окна на улицу, как охватывает себя руками и начинает раскачиваться вперед-назад, не издавая ни единого звука.

И Голос тоже использовали Преподобные Матери, и другие продуманные уловки вместе с дымом наркотических трав, и сам подавляющий фактор своего присутствия, чтобы заманить Одрейд в ждущий граундкар.