Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг.

Сегодня мы можем воздать должное смелости и широте воззрений Геннадия, но удивительно, что к его уникальной для тех времен толерантности так снисходительно отнеслись в Москве конца XV века. Ведь ничто не мешало, найдись на самом деле среди высших государственных и церковных чинов соумышленники жидовствующих, призвать Геннадия к ответу по всей строгости. Тем более что если составлением Пасхалии архиепископ занимался по благословению митрополита Зосимы, то работа над Библейским сводом — исключительно «частная инициатива» Геннадия.

Видным сотрудником новгородского владыки оказался еще один католик — ученый из Любека Никола Булев. Он выказал себя рьяным противником жидовствующих и перевел с латинского языка сочинение Самуила Евреина против иудаизма. Впоследствии Булев с подачи братьев Траханиотов перебрался в Москву и стал любимым врачом великого князя Василия III Ивановича. Этот Булев, «хульник и латынномудренник», по выражению прп. Максима Грека, «писал развращенно на православную веру», проповедуя соединение церквей. Он даже написал и послал ростовскому епископу Вассиану послание о перспективах заключения унии. Выбор адресата не случаен — Вассиан брат Иосифа Волоцкого и соратник Геннадия Новгородского. Наблюдая смычку униатов из окружения Софьи Палеолог и группы видных православных иерархов, Булев сделал вывод о том, что решения Флорентийского собора могут быть претворены в жизнь.

Против Булева было направлено и «Послание на звездочетцев» известного старца Филофея. Благочестивые московские люди утверждали, будто бы под влиянием означенного Булева один из видных придворных деятелей боярин Федор Карпов «залатынился», начал «прилежать звездозаконию, землемерию» — геометрии, «остроумии» — астрономии и чародейству, и чернокнижию, и «многим эллинским баснотворениям», стал держаться книг еретических, церковью отреченных, и «всяких иных составов и мудростей бесовских, которые прелести от Бога отлучают».

Как мы видим, Булев, судя по содержанию его «просветительской программы», ничем не отличался от Схарии, — это такой же ересеучитель с обычным для того времени набором лжеучений, только не в караимской, а в католической упаковке, так же исполненный предрассудками, характерными для эпохи Ренессанса. Вдобавок к этому, Булев проповедовал ненавистную на Руси идею церковной унии. Карпов предстает перед нами таким же активным адептом еретического учения, каким в свое время изображался Курицын. Однако ни Карпову, ни Булеву, ни его покровителям — Траханиоту и Геннадию — никто не спешил предъявлять обвинения в связях с врагами православия.

Явственно прослеживаются связи с окружением Деспины владыки Геннадия, чья эпистолярная активность выходит далеко за рамки епархиальных забот. Так — новгородский архиерей запрашивает государева посла Дмитрия Траханиота о том, как вопрос о счислении лет решается католической церковью. Благодаря посредничеству Юрия Траханиота Геннадий вступил в контакт с имперским послом Георгом фон Турном, прибывшим на Русь в 1490 году, и получил у него подробную информацию о преследовании тайных иудеев в Испании.

Эти факты приводятся во многих исследованиях, посвященных эпохе Ивана III, но авторы почему-то оставляют их без комментариев. Между тем поведение Геннадия не имеет аналогов в отечественной истории — ни один московский митрополит (что там говорить о епархиальных владыках) не привлекал для своих нужд великокняжеских дипломатов, не выписывал себе на службу иноземцев, как это было в случае с доминиканцем Вениамином, и не завязывал сношения с послами зарубежных государств. Международные связи всегда были исключительной прерогативой великого князя, даже если касались они сугубо церковных вопросов.

Иноверцы, идущие в ад. Фрагмент фрески

Когда при Василии III москвичам понадобился сведущий человек для перевода греческой Толковой Псалтыри, то на Афон послали посольство от имени великого князя с просьбой прислать на Русь искомого грамотея. Выбор афонских отцов пал на Максима Грека, и когда тот выполнил свою работу, то стал проситься на родину у своего непосредственного работодателя — великого князя. В правление того же Василия III один из преемников Геннадия на новгородской архиерейской кафедре — будущий митрополит Макарий — приступил к собиранию «всех чтомых на Руси книг» — свод, именуемый «Великие Четьи минеи». Величайшему книжнику Макарию, пользовавшемуся полным доверием Василия III, вряд ли даже в голову могла прийти мысль привлекать иностранных корреспондентов, дабы получить интересующие его сведения.