Эргай. Новая эра Земли

Я вздохнула и опустила голову. Да, прекрасно поняла, что именно он имеет в виду. Гай оказался прав: во время той моей самой первой проверки именно Рис испортил прибор, едва не отправивший меня на тот свет. Вот только даже после этого признания я почему-то не могла заставить себя на него злиться. Наверное, в глубине души давно знала о его вине и даже умудрилась простить.

– И все равно, ты не должен сдаваться.

– Саша, – он развернулся ко мне и, приподняв мое лицо, посмотрел в глаза. – Помнишь, ты обвиняла меня, что я сблизился с тобой по приказу Джен? Это ведь правда. Она поручила мне привязать тебя к себе любыми способами. Ты нужна была ей… на постоянной основе. И я ведь сделал все, что только смог, – покаянно вздохнул мой друг. – Но в итоге сам к тебе привязался. Хочешь честно, Саш? Ты, сама того не понимая, сделала для меня очень многое. Напомнила мне, кто я, какой я и что я потерял.

– Еще рано ставить точку, – заявила я, обхватив его руки своими. – Рис, скажи, ты хочешь жить? На что ты готов ради этого?

– Да на все, – уверенно сказал он. – Но знаешь, Саш, что страшнее всего? Не огненная камера, не приближение собственного конца. Нет… страшнее то, что мне стыдно, как я прожил свою жизнь. Стыдно перед отцом за тот последний скандал, за семь лет, которые они считали меня мертвым. Мне стыдно перед собственной жизнью, что я тратил ее на пляски под чужую дудку. Надо было сбежать… давно, сразу, как только понял, что из себя на самом деле представляет организация «Защитники свободы». Но я побоялся. Знал, что меня будут судить. А ведь тогда бы меня не казнили. Я просто стал бы позором семьи, хотя это еще можно было бы пережить. Теперь же… все слишком сложно.

Я крепче сжала его руки и снова обратила внимание на синяки под глазами.

– Почему ты так похудел? Ты болен?

– Нет, – бросил он устало. – Это из-за инъекций. Я же сильный эмпат, вот мне и колют всякую дрянь, чтобы не мог ничего сделать. Сам по себе дар не заглушишь, приходится доводить организм до физического и энергетического истощения.

Мне было безумно его жаль, но я понимала, что не имею права сейчас показать ему свою жалость. Он должен бороться, он должен цепляться за жизнь, он должен верить… и я буду сильной рядом с ним, ради него.

– И все же ты не прав, говоря, что у тебя не уникальный дар, – я вернулась к главному, зачем сюда и пришла. – Вспомни, скольким ты помог раскрыть внутренний энергетический потенциал? Были ли среди них те, кто не сумел этого сделать?

– Нет, – ответил Дарис. – Я рассказывал тебе, что очень тонко чувствую не только чужие эмоции, но и энергию. Мне достаточно просто заставить человека раскрыться.

– И многие ли имеют подобные таланты?

– Не знаю. Не интересовался, – ответил он, пожав плечами. – К чему ты все это?

– К тому, что от тебя живого Союзу будет больше пользы, чем от мертвого. Но это нужно как-то доказать. Уверить в этом судей. Ведь среди одаренных точно есть те, кто плохо справляется со своим даром.

– Полно таких, – кивнул Рис, кажется, начиная понимать, к чему именно я клоню. – И ты думаешь, что это может стать достаточной причиной для смягчения моего приговора?

– Это Алишер придумал. Он ведь вообще не знал, что ты был учителем. А когда я рассказала ему подробности, он зацепился за эту идею. Слушание твое пройдет в открытом режиме, на нем среди коллегии судей будут и двое представителей Совета. Тебя допросят в самом начале, и именно тогда ты должен будешь рассказать, что по большей части занимался именно поиском одаренных и раскрытием их талантов. Твой адвокат уже работает над этой линией поведения. И он считает, что шансы на победу есть. Но…

– Что «но», Саш? – спросил Рис, в чьих глазах все равно еще остались отблески обреченности.

– Даже в случае победы ты все равно получишь наказание.

– Если все получится, – ответил он, – то меня отправят работать туда, где я смогу применить свой талант. Правда, на паршивую должность и без денег. Самые одаренные у нас обучаются на Даркаре – там сама атмосфера этому способствует. Возможно, меня сошлют туда, закроют в какой-нибудь тюрьме и будут приводить ко мне детей, у которых проблемы с даром.

– И ты согласен на такую жизнь?

– Да, – уверенно кивнул Рис. – У меня перед глазами пример брата. Ему сразу после приговора приходилось очень тяжело, но он справился. Если жизнь даст мне этот шанс, то я его не упущу.

Камеру Риса я покинула в смешанных чувствах. С одной стороны, у меня сердце сжималось от жалости, а при воспоминании о его изможденном виде хотелось просто сесть и расплакаться. Но все это казалось мелочью по сравнению с тем, что теперь в его глазах появилась надежда.

Я смогла донести до него главное – что его ситуация небезнадежна. Что даже из нее можно найти выход, выторговать его жизнь у властей. Ведь как сказал когда-то Алишер, не бывает безвыходных ситуаций. И если мы не видим выхода, это не значит, что его нет. Просто он может оказаться чуть более сложным.

Эпилог