ERIKA

Минула неделя, каждый день которой тянулся бесконечно медленно. Первое время на Филейке, кажется, все только и делали, что обсуждали происшествие в рюмочной. С некоторым азартом обсуждали: ведь в истории, бурно так начавшейся, финальная точка ещё не поставлена. Карлос, отлёживаясь в больнице, быстро шёл на поправку. Стать прежним Карлосом-сверхбеспредельщиком он уже никогда не сможет, но даже Карлос-инвалид опасен – это я понимал чётко. Опасен вдвойне, втройне! Ведь вся его злоба, весь его чёрный потенциал, вся ненависть будут отныне направлены только лишь на меня (ну, и на Дениску, естественно) до тех пор, пока он нас не уничтожит.

Дэнька меж тем вновь превратился в «плюшевого» бультерьера. Так же как раньше спал он прямо на спине с лапами нарасшарагу. Так же как раньше забирался на кресло сзади меня, когда я ел и, усевшись на задницу, высовывал морду из-за моего плеча, провожая взглядом каждую ложку, отправлявшуюся ко мне в рот, ожидая, когда и ему обломится кусочек, и, дождавшись, с громким чавканьем проглатывал его. Всё так же время от времени подходил он ко мне, сидящему в кресле, подходил в ожидании ласки и клал свою громадную яйцевидную башку прямо мне на колени, и закрывал глаза, когда я чесал ему за ухом. Такое проявление чувств было, конечно, очень милым жестом с его стороны, но в памяти тут же неизменно всплывала ужасная сцена в «Привете»; ведь те самые клыки и резцы, изуродовавшие Карлоса, находились в эту минуту всего в десяти сантиметрах от моего хозяйства.

Родители, не на шутку перепугавшись, умоляли меня написать заяву в милицию. Но, во-первых, Карлос, даже будучи растерзанным бультерьером, никаких заяв писать не стал. Хотя тут всё ясно – бандиту заявы писать западло, не по понятиям. Карлос, несомненно, сам решил меня покарать, да так, что любое ментовское наказание – счастьем покажется! Но, тем не менее, просить помощи у ментов я не хотел. Сейчас-то я чуть ли не «герой дня», а напишу заяву – все филейские пацаны махом от меня отвернутся.

Ну, а во-вторых, даже если представить такое… что я должен был заявить? Ведь это мой пёс изуродовал человека, а я ещё и жалуюсь на пострадавшего? Рассуждения о том, что Карлос хотел меня замочить, что он, возможно, собирается мне отомстить – к делу ведь не пришьёшь! «Вот грохнут вас, тогда приходите!» – лишь только такого ответа и можно было ожидать в те «весёленькие» времена от наших доблестных правоохранителей.

Но нужно ведь что-то придумать! Брат решил помочь: устроил мне стрелку с Геной – своим одноклассником, бандючком, в то время «идущим в гору» в криминальных кругах Кирова. Карлос ведь и среди братвы кое-кому дорогу перешёл. Слыхал я, что многие бандюганы не скрывали злорадства, узнав, что Карлоса можно теперь спокойно отправлять в гарем какого-нибудь султана на должность старшего евнуха.

Условием Гены было встретиться, как он выразился, «тет-на-тет». Я так и не удосужился спросить: Гена – его настоящее имя или погоняло, но на известного крокодила из мультика Гена и вправду походил своей вытянутой мордой лица. Сидя в том самом «Привете», за тем самым столиком, на лавке, не остывшей ещё толком от задницы Карлоса, я изливал душу:

– Ума не приложу, как быть. Карлоса выпишут через пару недель, он же меня сразу прикончит. Мне что, в бега можно уже прямо сейчас подаваться?

– Ну, прямо сейчас не обязательно, можно и обождать, – посмеиваясь, отвечал Гена. – Сам же сказал: пара недель. А кроме этого борова ты со своим бультерьером на куй никому не нужен.

«Крокодил» Гена оказался законченным трезвенником. На столе красовалась литровая банка сливок. Но пил их один только Гена, в меня же не лезла жирная эта бурда. Заказав грейпфрутовый сок, я размышлял вслух:

– Пара недель… Пара недель… Что-то в бега не особенно хочется.

– Два варианта у тебя, – Гена улыбался во всю свою крокодилью пасть. – Либо в бега, либо, ха-ха, если не слабо – самому Кастратоса замочить.

– А чего тут смешного? Лично мне – не весело! Как-как ты его назвал?

– Карлос – в прошлом, ха-ха! Кастратос – такое теперь у него погоняло! Сам он стал чуток короче, а погоняло – чуток длиннее!

– Ага, а в лицо ему сказать это сможешь? Давно ли у всех коленки тряслись лишь при упоминании о нём?

Неожиданно Гена резко ухватил меня за ворот и, притянув ближе к себе через стол, прошипел в лицо:

– А ты, похоже, и сейчас трясёшься как заяц!

– Метёлки убери, – ответил я, кое-как сумев выдержать Генин взгляд.

Если честно, меня и вправду потрясывало. Победа над Карлосом, конечно, прибавила мне авторитета среди братвы. Но все кругом понимали – то была лишь первая серия, а чем вся фильма закончится – об этом не знал никто. Всё же Гена послушал меня, убрал руки, а затем как ни в чём не бывало, продолжил:

– Времена меняются! Ты разве не просёк? Мы теперь уже не те! И боров этот, благодаря твоему бультерьеру, уже не тот, – щёлкнув металлической зажигалкой, «крокодил» раскурил длинную чёрную сигаретину и выпустил по направлению к барной стойке ровный строй сизых колечек. – Есть, конечно, ещё и вариант № 3, но ты вряд ли на него согласишься.