Эрих и школьная радиостудия

— Дорогие товарищи! Я сперва очень разозлился на вас, — ведь вы так набросились на меня из-за ключа. Я считал, что воры и без него вполне могли забраться в радиоузел, но теперь думаю иначе. И все же Стефан не совсем прав, когда уверяет, что кража произошла по моей вине. Комиссар Бергман советовал мне не огорчаться из-за этого. Тут речь идет совсем о другом. Я был председателем совета дружины и режиссером в радиокружке, и мне доверили ключ. Вот в чем моя вина: я не оправдал доверия, потому что отдал ключ другому. Это я признаю. А так как пионеры должны твердо верить в своего председателя, мне нельзя им больше оставаться. Но мне хотелось бы исправить свою ошибку, и я обещаю доказать это отличной учебой и пионерской работой: буду всегда приходить вовремя и очень стараться, чтобы в следующем табеле у меня не было ни одной плохой отметки. Пионерам Эриху Рауэ и Вольфгангу Штибницу я помогу стать хорошими учениками; кроме того, обязуюсь завербовать в следующую четверть десять новых пионеров.

— Хочет кто-нибудь высказаться по выступлению Юргена? — спросил Стефан. — Аннелиза?

— Мне кажется, Юрген понял свою ошибку; прошу дать ему возможность ее исправить.

— Согласен, — сказал Стефан. — Своей работой до этой истории Юрген доказал, что он хороший председатель; лучшего нам нечего и желать. Предлагаю освободить его на три месяца. За это время он сумеет доказать на деле, что он изменился, и тогда…

Бруммерт вздрогнул. Кажется, кто-то кричит? Вот опять! Теперь крик услыхали и остальные; все посмотрели на окно. Это звучало так, словно…

Директор подбежал к окну и распахнул его. Рядом с ним уже стоял Бергман.

— Там кто-то кричит! — сказал он.

Крик повторился:

— Помогите! Помогите!

Но где же это кричали? В окно ничего не видно. Все бросились в коридор, по которому уже бежали Пильц и другие люди.

— Кто-то зовет! — побледнев, воскликнул Пильц.

У него, наверное, мелькнула та же мысль…

Крик раздался опять совсем близко и громко:

— Помоги-и-ите!

И вот, добежав до лестницы, они увидели того, кто кричал. На стуле стояла женщина, подобрав юбку; она испуганно уставилась на пол.

— Помоги-и-ите! — визжала она.

— Что с вами, госпожа Зульце? — спросил изумленный директор.

— Помогите мне, пожалуйста! Помогите!

И тогда только они увидали белую мышку, которая бегала под стулом, доверчиво обнюхивая деревянные ножки.

Все облегченно вздохнули и рассмеялись.

— Ну что вы, госпожа Зульце! — сказала Трауте Буссе. — Право же, она вам ничего не сделает.

Но госпожу Зульце нельзя было убедить сойти со стула. И лишь когда учительница, наклонившись, наконец, поймала мышь, госпожа Зульце вздохнула свободно.

— Такой прелестный зверек! — сказала Трауте Буссе и погладила крошечную мышку, сидевшую на ее ладони. Но госпожа Зульце упорно оставалась вблизи стула, на расстоянии трех шагов от учительницы.

Директор обменялся взглядом с Пильцем.

— А я-то думал, что это наш мальчик, — сказал учитель. Он был рад, что ничего страшного не произошло, но несколько разочарован.

— Пойдемте, госпожа Зульце, будем слушать дальше радиоперадачу, — предложил директор.

Но госпожа Зульце не отвечала, — она широко раскрыла глаза и опять проворно влезла на стул.

— Тут еще мыши! — испуганно крикнула она.

И в самом деле — по лестнице, которая вела на чердак, бегали две другие мыши.

— Откуда здесь столько мышей? — удивленно спросил директор. — Да еще белых?

Бруммерт решительно направился на чердак; остальные последовали за ним. На чердаке всюду шныряли белые мыши, с любопытством обнюхивая поставленные друг на друга парты и ящики; казалось, что они бегают наперегонки.

Наконец в дальнем углу кто-то обнаружил источник всех бед: просторную клетку с раскрывшимися дверцами. На полу лежал опрокинутый ящичек, повсюду был рассыпан корм. Здесь тоже бегали мыши, почти не обращая внимания на людей, к которым они, видимо, привыкли.

И тогда нашли Эриха, лежавшего без сознания за каким-то ящиком. Пильц осторожно поднял его и положил на диван. Лицо Эриха пылало. Пильц и Бруммерт озабоченно склонились над ним. Директор немедленно послал одного из мальчиков за врачом.

Прошло несколько минут, прежде чем Эрих пришел в себя. Но он не понимал, где находится, плакал и кричал; тело его сводила судорога. Потом он снова пытался подняться и убежать.

Пильц сидел рядом с ним и крепко держал его. Он утешал Эриха и гладил его по горячему лбу. Но мальчик успокаивался медленно; наконец он утих, продолжая только всхлипывать.

— Бедный мальчуган! — сказал Пильц, и лицо его сразу стало очень старым. — Не сумел справиться с жизнью и людьми, — не так ли? Сбежал от них? Я знаю, что значит остаться совсем одному, когда никому до тебя нет дела. Тогда приходят всякие мысли… Спокойно, спокойно, теперь все хорошо. Мы тут, рядом… Ну вот… Ты меня уже понимаешь, да? Послушай, может быть, переедешь жить ко мне, пока все выяснится? Когда два одиноких человека сходятся, они уже не одиноки.