И тогда пациент ощутил, как кто-то хватает его за пижаму и заносит внутрь туалета. Это произошло так неожиданно, что он не успел отреагировать или хотя бы оглянуться, чтобы разглядеть нападавшего в темном, холодном и вонючем помещении. Кто-то подбил ему ноги, а другой прижал к полу. Запах изысканных мужских духов усилился. Руки Малецкого оказались в тисках железных наручников. Скрежетнул ключик. Пациент учуял запах выделанной кожи. По кадыку скользнула пряжка ремня, а затем что-то стиснуло его шею. Давление усиливалось. Малецкий задыхался.
Кто-то сел ему на спину и потянул к себе его голову, стискивая кожаную петлю.
Запах духов стал почти неощутим, зато усилился запах водки и лука.
— Это за моего внука! — услышал Малецкий.
Потом он чувствовал только влагу на своих бедрах и ягодицах.
— Еще и обосрался, зараза!
— В говнях жил, так в говяах и сдох, — прогудел из-под окна низкий, хриплый голос.
Таким был реквием для Анатоля Малецкого.
XV
Эдвард Попельский обожал математические сравнения, поскольку был свято убежден, что все можно описать с помощью математических формул. Он считал, что человеческую жизнь можно представить как функцию, аргументы которой были бы временными единицами, а значения имели определенный качественный характер. Сам он в течение нескольких лет чертил кривую своей жизни как график такой функции, чьи значения были наслаждениями в области определений от минус одного до одного. После нескольких лет усердного начертания определенной кривой, которая составляла график функции, он заметил, что его жизнь можно было бы считать приближением к периодической функции с большими значениями на границе периодов. Он тщетно объяснял когда-то это открытие Леокадия, а когда та, несмотря на его многочисленные попытки, все же не поняла его толкований, сказал лишь: «Моя дорогая Лёдзю, когда я замечаю, что в моей жизни завершается какой-то период, я отдаюсь приятным наслаждениям и утехам. Таким образом, в конце этого периода наслаждения являются сильнейшими, и все повторяется сначала».
К наиболее острым гедонистическим излишествам Попельский, как и большинство людей, причислял половые отношения, а также пьянство и обжорство. По его классификации, это были наслаждения, отведав которых, он испытывал угрызения совести. Кроме того, они имели кульминационное свойство, росли, пока не достигали апогея. После совокупления он становился грустным и равнодушным, согласно словам Аристотеля о том, что каждое животное после полового акта становится подавленным. После алкогольных и кулинарных безумств ему казалось, что он уничтожает свой организм токсинами и разрушает его. В борьбе с пагубными, как он думал, последствиями наслаждений Попельский использовал различные противоядия: полный отказ от секса, диету и полное воздержание от алкоголя.
Гораздо безопаснее он считал роскоши, которые не вызывали ни малейших угрызений совести и не имели кульминационного характера. К ним принадлежали физические упражнения и приступы эпилепсии. Во время бега или вызванного им самим эпилептического припадка Попельский, конечно, не чувствовал ничего приятного, зато
Такие эпилептические видения Попельский считал пророческими и как-то даже использовал несколько из них в своей работе следователя. Поэтому это состояние позволяло совмещать приятное с полезным. Не удивительно, что Попельский часто провоцировал эпилептические припадки, направляя струю света в лицо, а потом махая рукой перед глазами, достигая эффекта мигания.