Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– А как же мы с Гарри? Мы будем голодать! Нам негде будет жить! Куда мы с ним денемся? Неужели вы нам совсем ничего не оставили?.. О, не затрудняйтесь с ответом! Вам ведь доставляет удовольствие видеть, как я умоляю и клянчу!

– Какие удивительные вещи ты говоришь, – заметила леди Плейфорд спокойно.

– Это все из-за Николаса! – продолжала обвинять Дорро, вытаращив глаза. – В вашем воображении Джозеф занял его место – ваш дорогой давно умерший мальчик вернулся к жизни! Сходство налицо: оба светловолосые, голубоглазые, оба слабые и больные. Только Николаса не поднимешь из могилы даже этим новым завещанием! Он давно превратился в дохлятину и останется ею навсегда!

За столом тут же прекратилось всякое движение. Несколько секунд спустя леди Плейфорд покинула столовую, плотно прикрыв за собой дверь.

– Что, Дорро, вспомнила о своих нерожденных детях? – нарушил молчание Кимптон. – Повезло им, что они не появились на свет у такой мамаши!

– Верно, – поддержала его Клаудия. – Представляю себе.

– Мистер Гатеркол, мистер Рольф – пойдите за ней, пожалуйста! – Дорро, размахивая руками, указывала на дверь. – Объясните ей!

– Боюсь, что не могу исполнить вашу просьбу, – бесцветным тоном ответил Гатеркол. Внутренний кризис, который он переживал совсем недавно, казалось, миновал бесследно; юрист снова был спокоен и уравновешен. Говоря с Дорро, он не поднимал на нее глаз, точно та была страшным призраком, увидев который однажды он рисковал навсегда лишиться спокойного сна. – Леди Плейфорд вполне ясно высказала свои пожелания по этому поводу, и у меня нет никаких сомнений в том, что она полностью отвечает за свои поступки.

– Мистер Рольф, тогда возьмитесь за дело вы, если мистер Гатеркол настолько щепетилен, что не желает даже попробовать.

– Не надо беспокоить леди Плейфорд сейчас, – вмешался Пуаро. – Ей наверняка захочется побыть одной.

Клаудия расхохоталась:

– Вы только послушайте его! Первый день в доме, а уже так уверенно рассуждает о том, чего хочет и чего не хочет моя мать!

Гарри Плейфорд наклонился к Скотчеру и спросил:

– А ты что думаешь об этом, старина? Чудно как-то, правда?

– Гарри, поверьте, я никогда ни о чем таком не просил, даже не мечтал. Мне совсем не нужно это наследство! Хотя я, конечно, глубоко тронут тем, до какой степени я, оказывается, небезразличен нашей милой Эти, все же я и представить не мог… – Он сморщился и переменил тему. – Просто мне очень хочется понять, что стоит за всем этим. Не могу же я всерьез поверить, будто она решила, что мою болезнь можно излечить.

– Ты говоришь, тебе это не нужно, – так заяви о своих желаниях письменно, на бумаге! – сказала Дорро. – Большего от тебя не требуется! Напиши, что хочешь, чтобы все отошло мне и Гарри, а мы поставим наши подписи как свидетели.

– Тебе и Гарри? – вмешалась Клаудия. – А кто только что распинался насчет того, что Джозеф даже не член семьи?

– Я имела в виду, тебе и Гарри. – Дорро вспыхнула. – Прости. Я сама не знаю, что говорю. Я только хочу, чтобы все стало на свои места!

– Ты говорила о моих желаниях, Дорро, – сказал Скотчер. – А у меня желание одно. Софи… Я охотно опустился бы пред тобою на колени, если б мог, но после этих треволнений мне особенно худо. Софи, окажи мне честь, согласись обвенчаться со мной так скоро, как только это можно будет устроить. Вот единственное мое желание.

– О! – воскликнула Софи и даже отшатнулась от неожиданности. – О, Джозеф! Ты уверен, что вправду этого хочешь? Ты только что пережил сильное потрясение. Может быть, тебе следует подождать…

– Никогда в жизни я еще не был так уверен в том, что делаю, моя дражайшая.

– Это я так называю Клаудию, – буркнул Кимптон. – Будь добр, Скотчер, придумай что-нибудь оригинальное.

– Да что вы знаете о доброте? – напустилась на него Софи. – Какое вы здесь все имеете о ней представление?

– Думаю, нам лучше оставить вас, мадемуазель, – сказал Пуаро и обратился к остальным: – Идемте, пусть они с глазу на глаз обсудят свое личное дело.

Личное дело! Кто бы мог ожидать такого от Пуаро, известного любителя совать свой нос в чужие романтические истории?

– Значит, вы принимаете это предложение руки и сердца всерьез, месье Пуаро? – спросила Клаудия. – И не задаетесь вопросом, какой в нем смысл, если Джозефу осталось жить считаные недели. Не разумнее ли для человека, стоящего на пороге смерти, заняться чем-то другим, а не приготовлениями к свадьбе?

– Вы еще хуже Рэндла! Бессердечные мучители, вот вы кто! – Устремленные на Клаудию и Кимптона темные глаза Софи чуть не прожигали их ненавистью.

– Бессердечные? – повторил за ней Кимптон. – Ошибка. Клапаны, камеры и артерии, образующие сердце, у нас на месте. И перегоняют кровь по нашим телам точно так же, как и по вашему. – Он повернулся к Пуаро: – Вот к чему привела ваша психология, друг мой, – люди начинают разговаривать так, словно простая мышечная ткань способна на утонченные чувства. Поверьте мне, Софи, человек, который вскрыл такое количество трупов, как я, и повидал такое количество сердец…