Ермак

Но еще больше взволновали его сильные кречеты, которые то быстро взмывали вверх, то камнем падали на добычу. Старинная потеха, которой в свое время занимался царь Иван Васильевич, сильно пленила воеводу. Он нетерпеливо двигал плечами, топал ногами, любуясь полетом охотничьих птиц.

— Ух, и кречеты!

В нежной лазури слышался звон бубенчиков, — кречеты давали знать о своем приближении.

— Лиха потеха! — похвалил воевода и вдруг спохватился. Темное, тревожное предчувствие закралось ему в душу.

«Неспроста столько конников наскочило под самый Тобольск! Сейдяк коварство удумал! — рассудил Чулков и уже иными глазами стал разглядывать потеху на Княжем лугу. — Кони на подбор, один резвее другого, у каждого саадак полон стрел. Что-то и на охоту не похоже, — лучники держатся настороже. Схватиться?».

Но тут же Чулков отбросил эту мысль. Рисковать было опасно. Несмотря на пожилые годы, воевода проворно спустился с дозорной башенки и созвал на совет стрелецких и казачьих сотников.

— Видали, что робится на Княжем лугу? Не для потехи собрались вороги под стены наши. Чую, замыслили худое! — рассудительно сказал Данила.

— Допусти порубаться с врагами! — попросил казачий сотник. — Аль мы не отгоним их?

Казака перебил стрелецкий голова:

— А я так мыслю, — посоветовал он. — Не сходить с городка, а с вала из пушки их пугнуть. Одумаются и другое место для потехи отыщут.

Воевода нахмурился, поднял суровые глаза и вымолвил:

— Ни сабельками, ни пушечкой с соседями драться негоже! По-соседски примем: позовем Сейдяка и его людишек в гости, за бранный стол, да и потолкуем о мирном житии.

Дьяк, советчик воеводы, со страха заохал:

— Да виданное ли дело, — перед конными, оборуженными людьми врата крепости распахнуть. Наскачут ироды и порубят нас всех до единого!

Чулков спокойно глянул на дьяка и спросил:

— А разве я молвил, что оборуженных в гости пустим? Да и всех ли пустим?

На Княжий луг послали гонца, наряженного в лучшие одежды и безоружного. Страшновато было ехать одному во вражий стан, да овладел собой удалый казак Киндинка. На резвом скакуне он вымахнул на зеленый луг. Конь горделиво нес его, гарцуя, развевал волнистой гривой. И всадник был под стать коню: в седле сидел ловко, молодцевато подомчал к шатру самого Сейдяка.

Казак соскочил с коня и низко поклонился искерскому хану:

— Воевода восхищен кречетами твоими, государь сибирский. У нас ноне — праздник, не побрезгуй со своими советниками пожаловать к столу.

Толмач перевел приглашение воеводы. Но Сейдяк не сразу ответил. Он прижал руку к сердцу и сказал толмачу:

— Передай, что я и мои друзья польщены зовом, но таков обычай хана — я должен посоветоваться с аллахом.

Вместе с Карачой и Ураз-Мухамедом они вошли в шатер и стали держать совет. Любопытство, страх и трусость разбирали их. После споров решили ехать в крепостцу, взяв в провожатые сто самых лучших наездников. На этом настоял казахский султан.

— Мы покажем им, что не трусы. А понадобится — мои сто всадников порубят всех русских! — скосив карие глаза, с жаром сказал он.

Сейдяк на этот раз поддался пылкому слову султана. Ордынцы с конвоем тронулись к воротам крепости. Они распахнуты настежь, и в просвете их, дожидаясь званых гостей, стоял дородный бородатый воевода в синем кафтане, расшитом шнурами.

Сейдяк и свита подъехали к воротной башне и сошли с коней. Воевода низко поклонился:

— Добро пожаловать, гости дорогие!

Но как только вооруженные искерцы двинулись к воротам, Чулков встал посредине и, загородив дорогу, вновь низенько поклонился и сказал ласково:

— Не обессудьте, соседушки милые, обычай у нас таков, — гость всегда жалует в дом без воинских угроз, оставляя оружие за порогом. Порадейте, добрые, время как раз выпало обеденное… Сабельки да мечи оставьте-ка тут, не тревожьте моих людишек, да и уважение обычаю нашему укажите, — голос воеводы полон радушия, сам он весь сиял и готов был к самому широкому гостеприимству.

Ураз-Мухамед гордо двинулся вперед, но Чулков и ему поклонился:

— Вся Русь почитает род твой, султан. Не обижай государя нашего, — и ты уважь наш обычай!

Казахскому наезднику лестно стало от похвалы воеводы. Он нахмурился, отвязал саблю и сдал казаку. Сейдяк долго колебался, но пришлось и ему отдать оружие. Хитрил, юлил Карача, но, встретив кроткий взгляд воеводы, опустил голову и, сдавая булатный меч, тихо сказал:

— Берите…

Видя покорность военачальников, сложили оружие и конники, благо добро пахло жареной бараниной.

Прямо от ворот разостлан цветной дорожкой узорчатый ковер, а по краям стоят служилые люди с бердышами. Воевода, забегая вперед и низко кланяясь, зазывал гостей:

— Жалуйте, хоробрые соседушки, хлеба-соли откушать! Уж как мы рады, так рады, и не сказать…