Ермак. Начало (СИ)

Когда в организме закончилась и желчь, я встал с колен, вытер губы тыльной стороной ладони и принялся за грязную работу войны. Обшарив убитых китайцев, я отобрал для себя девять патронов для берданки, подсумок для патронов, хороший ремень, к которому прикрепил подсумок и кинжал. Потом прополоскав рот и попив из ручья, взял свой карабин, к которому уже привык, вложил в ножны меч и пошёл к выходу из оврага.

Оставалось ещё около десятка хунхузов, которые как я понял, хотели угнать станичный войсковой табун. Этому надо было помешать. Являясь жителем другой эпохи, но в тоже время потомственным казаком, я знал, что значит строевой конь для казака, и насколько он казаку дорог.

Пробираясь по оврагу, я прикидывал, что уже могли сделать бандиты с табуном. Хунхузов осталось человек десять, а табун большой. Я бы на месте китайцев разделил бы табун на несколько частей и перегонял бы через Амур в нескольких местах одновременно. До станицы не так уж и далеко, и скоро казаки предупрежденные Ромкой с Петрухой будут здесь.

«Торопиться надо китаёзам! Торопиться!» — думал я, осторожно выбираясь из оврага и осматриваясь по сторонам.

Как я и предполагал, группа бандитов из четверых всадников гнала косяк коней голов в двадцать к Амуру.

— К Песчаной косе идут на Амуре, — тихо прошелестело в голове голосом Тимохи.

— О! Тимоха, очнулся!

— Ага! А где остальные хунхузы из оврага?

— Наверное, в аду горячие сковороды лижут. Или Будде докладывают о своей грешной жизни.

— Ваше благородие… — начал было Тимоха, но я перебил его. — Так, Тимоха, давай без чинопочитания. Ты и я теперь одно целое. И как я думаю — на всю оставшуюся жизнь, если сегодня выживем. Поэтому, ты будешь Тимохой, а меня зови — Ермак, мне так привычно.

— Хорошо, Ермак. А что дальше делать будем?

— Для начала сориентируй меня на местности.

Тимоха начал рассказывать, и я всё больше узнавал окружающую местность:

— Китайцы коней к Песчаной косе у острова на Амуре гонят. Там пологий спуск к воде и мелко в этом году. Они там и переправились на наш берег. До косы чуть более версты будет. Лощина, в которой остальные хунхузы пытаются разбить табун на части Соворовской называется. Из лощины дорога через лес к станице Черняева ведет. Тут версты две будет. Впереди холм большой. Его станичники «Могильным» называют. За ним балка с подлеском начинается, и она тоже к Амуру выходит, только полукругом, подковой изгибается.

— О кей, Тимоха!

— Какой кей?

— Всё хорошо, Тимоха. Это на английском языке. Ладно. Давай посчитаем и подумаем. Ромка с Петрухой минут пятнадцать — двадцать назад ускакали. Если всю дорогу шли галопом, то они уже в станице. Пока казаки соберутся, пока сюда доскачут минут тридцать или сорок пройдет. Берём крайний для нас вариант — станичники появятся только через час. От этого и будем плясать.

— Зачем плясать и от чего? — недоумённо поинтересовался Тимоха.

— Это присказка такая. Не обращай внимания.

Я задумался. По всему выходило, что придётся через балку бежать к косе и во время переправы гасить хунхузов, чтобы не дать им угнать табун на ту сторону Амура. Только бы успеть с первой четвёркой бандитов управиться, пока остальные узкоглазые не подошли.

— Успеем, — опять зазвучал в голове голос Тимохи, — они с Вороном долго провозятся. Вона, Ермак, смотри.

Я посмотрел в сторону табуна в лощине и увидел, как высокий, красивый, вороной жеребец, задрав хвост, носится по лощине, разгоняя табун, кусая для этого всех попадавшихся ему лошадей.

— Это Ворон — племенной жеребец казака Савина. Дорогущий!!! За него говорят, дядька Иван десять тысяч золотом отдал! На такие деньги табун в сто голов можно купить. Ворон сейчас табун разгоняет, чтобы чужих к себе не подпустить. Он последние два года только мне, да деду разрешал к себе подойти.

— Пристрелять его сейчас, и все дела!

— Да ты что, Ермак! Если хунхузы только Ворона одного за Амур угонять, уже денег немерено получат, так что они с ним до последнего возиться будут.

— Тогда всё, Тимоха, побежали. Сначала за холм незаметно, а потом по балке к Амуру.

Бежал я дольше, чем рассчитывал. Сказались и потеря крови, и рана в боку, да и Тимоха, как, оказалось, бегал плохо: казак не на коне — не казак. Когда, задыхаясь и шатаясь от усталости, я выбежал на берег Амура, четвёрка хунхузов уже выгоняла на тот берег последних из угнанного косяка лошадей, и сами выбирались из воды.

Упав за камень и восстанавливая дыхание, я зарядил одним патроном карабин, а три положил рядом.

— Ермак, очень далеко, не попадешь!

— Не мешай, Тимоха. Никуда они не денутся.

Слившись с винтовкой в одно целое, я взял на мушку первого из бандитов и мягко потянул спусковой крючок. Выстрел — минус один. Два. Три. Четыре. Все четыре хунхуза, свалившись с коней, растянулись на земле. Ни один из них больше не шевелился.

— А ты, Тимоха, говорил, что не попаду. Попал, правда, стрелять пришлось не в голову, без оптики действительно далековато было.

— Если бы не видел сам, то не поверил бы. А меня, Ермак, так стрелять научишь.

Я во весь голос расхохотался: