Увидев, как кинжал входит бандиту под левую лопатку, я покачнулся и провалился куда-то в темноту. Очнулся от ощущения, что меня кто-то зовёт, открыв глаза, увидел, склонившееся надо мной лицо красивой черноволосой женщины, которая своими глазищами будто прожигала меня насквозь.
— Тимофей, смотри мне в глаза! Внимательно смотри мне в глаза! — произнесла красавица.
«Только гипнотизёров мне не хватает! — подумал я и мысленно построил между собой и женщиной стену из железобетона. — Тимоха, подъём! По твою душу пришли!»
— А-а… Это тётя Марфа. Она знахарка.
— И хороший гипнотизёр.
— Кто?
— Не важно, Тимоха. Сейчас я уйду в сторону. А ты поговори с тётей Марфой. Только помни, о чём мы договаривались: ударило, упал, ничего больше не помню. Всё, вперед!
Через несколько минут знахарка Марфа ушла, ничего не добившись от Тимохи. Потом пришёл дед Афанасий, и я уже без боязни отправил свое второе я общаться с ним, а сам всё это время думал, что же мне — гвардии подполковнику спецназа делать дальше в теле, как выяснилось, четырнадцатилетнего казака. Тем более, хочешь, не хочешь, а изменения в истории этого мира, а, возможно, моего прошлого мира я уже внёс — Тимоха остался жив!
Глава 4
Выбор пути
— Ха, Тимофей, а я сегодня от тебя не на много отстал! — Ромка Селевёрстов, падая рядом на землю, передернул затвор Берданки и нажал на спусковой крючок, имитируя выстрел по противнику.
— Молодец! — я, лёжа на животе, через прицел винтовки Маузера рассматривал грудную мишень, сделанную из двух чурбаков, которая располагалась на поляне метрах в двухстах впереди. — Ты сегодня просто молодец, Ромка! Всю тропу прошёл в хорошем темпе. Я поднялся с земли и посмотрел назад, где располагалась, сделанная нами полоса препятствий.
«Тропа разведчика», как я назвал полосу препятствий, занимала площадь чуть больше футбольного поля, и состояла из двадцати объектов разной категории сложности — траншеи, рвы, качающиеся брёвна, трамплины, горки, лесенки, лабиринты, стенки с гнёздами и выступами.
«Ещё бы оборудовать тропу огневыми рубежами, чтобы проходящие ее могли вести на ходу огонь по появляющимся с разных сторон мишеням, и была бы настоящая штурмовая полоса спецназа, как в Псковской учебке, — подумал я. — Только на патроны денег не напасёшь! Остаётся только помечтать».
— А помнишь, как всё начиналось два года назад?
— Помню, Ромка. Помню.
Только не два года назад всё началось, а почти три уже прошло после той схватки с хунхузами. Многое произошло за это время. К основному можно отнести то, что две личности Тимохина и моя слились в одну, сохранив знания и умения обоих. Доминировала при этом, к счастью для меня, сущность гвардии подполковника Аленина. Так что в теле молодого казака теперь «существовал» старый, матёрый спецназовец XXI века, который иногда по щенячьи повизгивал от выброса гормонов молодого тела.
Пока поправлялся от ранений, было время подумать о том, что мне делать дальше. Опираясь на опыт героев попавших в прошлое, вычитанный у альтернативчиков, попытался проанализировать своё положение. Проанализировал и понял, что «попаданец» из меня получился какой-то неудачный: великих знаний, способных изменить и потрясти мир моя память не содержала; чтобы ко мне более-менее стали серьёзно относиться, надо было ещё вырасти. К тому же социальный статус тела, в которое я попал, был если уж не ниже плинтуса, то высоким назвать его язык не поворачивался. Не дворянин, не князь, не царь-государь, а так — пастух, точнее подпасок, правда, из казаков. Какие уж тут великие свершения и глобальные изменения мира и истории.
Хотя если честно, ничего мне в истории государства российского менять и не хотелось. Да впереди русско-японская война с нашим обидным поражением, потом Первая Мировая, революции, ужасы гражданской войны, коллективизация, индустриализация, репрессии, Вторая Мировая война и такое прочее, но кто я такой, чтобы менять ход истории в ту или иную сторону. Тем более, родился, вырос и сформировался как личность я в советском обществе, которое было построено после всех этих событий. И мне нравилось то общество и то время. А вот все те события, которые произошли после развала Советского Союза, вызывали у меня сплошные негативные реакции. В общем, было о чём подумать.
Недели три, пока не мог ещё нормально ходить из-за ранений, лежал и думал о вечной философской проблеме — роли личности в истории, точнее роли своей личности в этой возможно уже альтернативной истории.
Как мне помнилось из прошлой жизни, спектр мнений по данной проблеме весьма широк, но в целом все вращается вокруг двух полярных идей. На основании первой идеи, основанной на теории марксизма: исторические законы с «железной необходимостью» пробиваются сквозь препятствия, и это естественно ведет к представлению, что в будущем все заранее предопределено, и исторический ход событий невозможно изменить.