Ермак Тимофеевич

К счастью, это была последняя тревога. Через каких-нибудь две недели всё разъяснилось. Иван Кольцо с товарищами, московскими воеводами и царскими войсками подошёл к хоромам Строгановых. Здесь встретили прибывших хлебом и солью. Князя Болховского, Ивана Глухова и послов Ермаковых приняли в парадных горницах. Там и рассказал Иван Кольцо радостные московские вести.

Царская милость превзошла ожидания.

Весть о том, что царь сделал Ермака Тимофеевича «князем Сибирским», с быстротою мысли облетела всю усадьбу. Довольнее всех была Антиповна — её Ксюшенька будет княгиней.

— Говорила я, что всё в царских руках, вот и вышло по-моему, сделал он Ермака Тимофеевича не простым даже боярином, а князем.

В парадных горницах между тем шёл пир горой, здравицы сменялись здравицами.

Московские гости оказались охочи до вина и разносолов.

XXI Возвращение Ивана Кольца

Князь Болховский и Иван Глухов остались до весеннего разлива рек у Строгановых, а Иван Кольцо с князем Ишбердеем и своими людьми отправился ранее в Сибирь, где, как он хорошо понимал, Ермак Тимофеевич томился нетерпеливым ожиданием.

Друг и есаул Ермака был перед отъездом, как и в первый свой приезд, допущен в светлицу к Ксении Яковлевне, до которой, как мы знаем, уже дошла радостная весть о царских неизреченных милостях, оказанных Ермаку Тимофеевичу и его людям. С ним в светлицу отправился сам Семён Иоаникиевич Строганов.

Ксения Яковлевна Строганова приняла дорогого гостя во второй горнице своей светлицы вместе с Домашей, окружённая всеми своими сенными девушками. Она хотела доставить им возможность всем слышать об оказанном в Москве почёте посольству Ермака Тимофеевича — своего будущего мужа. Тут же была и умилённая Антиповна.

Ксения Яковлевна держала серебряный поднос с таким же кубком, а Домаша — серебряный жбан с фряжским вином.

Иван Иванович, подойдя, отвесил низкий поклон Строгановой, будущей княгине Сибирской. По знаку Ксении Яковлевны Домаша наполнила кубок вплоть до краёв, а молодая Строганова с поклоном подала его Ивану Кольцу. Тот принял его с достоинством и залпом осушил. Он понимал, что эту честь оказывают ему как послу Ермака Тимофеевича.

— За здоровье Ксении Яковлевны! — сказал Иван Иванович, перед тем как опорожнить кубок.

Ксения Яковлевна повела бровью в сторону Домаши, и кубок был снова наполнен до краёв.

— За здоровье Ермака Тимофеевича, князя Сибирского! — сказал Иван Иванович, принимая из рук Ксении Яковлевны этот второй кубок. Он также быстро осушил его и поставил на поднос.

Поднос, кубок и жбан были переданы Домашей другим сенным девушкам и ими поставлен на один из столов горницы. Ксения Яковлевна села на лавку.

— Садись, Иван Иванович, посол княжеский, и поведай нам, что видел на Москве, как принимал тебя батюшка-царь, — сказала Ксения Яковлевна и указала на лавку, противоположную той, на которой сидела сама.

Иван Кольцо принимал эту часть как посол княжеский, не отказывался, а тотчас же последовал приглашению Ксении Яковлевны и сел на лавку. Рядом с ним поместился Семён Иоаникиевич.

— Изволь, Ксения Яковлевна, расскажу я тебе и твоим девушкам, что произошло в Москве, а произошла там для нас, да и для тебя, девушка, радость невиданная и негаданная… Прислушайся к речам моим, прислушайтесь и вы, красные девицы…

И Иван Кольцо начал свой рассказ о приёме, оказанном ему и его товарищам в Москве, и о царских милостях. Ксения Яковлевна слушала внимательно. Сенные девушки боялись проронить даже одно слово. На глазах старухи Антиповны блестели слёзы. Семён Иоаникиевич, слышавший уже не раз этот рассказ, был тоже растроган. Он с восторгом глядел на свою любимицу — племянницу, будущую княгиню Сибирскую.

«А всё Бог… — неслось в его уме. — Кто бы мог ожидать такой перемены в судьбе атамана волжских разбойников? Князь… Чай, теперь на Москве каждый боярин выдал бы за него дочь свою с радостью. А Аксюша-то сама себя посватала. Поди ж ты, верна, значит, пословица: „Суженого конём не объедешь“. Только бы были счастливы!.. И будут, бог даст, будут!»

Иван Иванович кончил свой длинный рассказ. Несколько минут в горнице царило глубокое молчание. Рассказ, видимо, произвёл сильное впечатление, тем более что Иван Кольцо был краснобай и сумел наложить яркие краски как на описание царского приёма, так и на нарисованную им картину Москвы, её праздничное настроение и народный восторг.

— Благодарствуй, добрый молодец, — наконец сказала Ксения Яковлевна, — за рассказ твой дивный, тронул он моё сердце… Отъезжаешь ты скоро к князю Сибирскому?

— Завтра с восходом солнца, — отвечал Иван Кольцо.

— Поклон ему сердечный передай от меня, обручённой его невесты, да вот ещё пояс…

Она взяла из рук Домаши великолепный, вышитый разноцветным шёлком по алому бархату пояс.

Иван Иванович подошёл к ней, чтобы принять её подарок жениху.

— Скажи ему, что сама вышивала, его дожидаючи, ни одного стежка не сделано не моей рукой… Да скажи ещё, что с нетерпением жду его…