Ермак. Тобол-река

Владислав Лесков Ермак. Тобол-река

Тура-река

– Ефимка, поди сюда. Подбрось веток в огонь сынок, – старый казак перевернулся с боку на бок, сильнее натягивая на себя овчину.

– Ох и холодные тут ветра за Урал-камнем, – пробурчал он.

Ветер и впрямь был холодный и быстрый, он словно по таинственному и темному речному коридору, устремлялся вдоль стены леса, опоясывающего берега реки. Ефимка худощавый мальчишка в рваном тулупе, случайно приставший к казакам, подбежал к костру и закинул в него несколько рубленых сучьев. Костер запылал ярче, освещая приткнувшиеся к извилистому берегу Туры казачьи струги. Большие и не поворотливые суда были сильно нагружены различным скарбом, отчего их борта чуть ли не касались воды.

– Дядя Митяй, – Ефимка осторожно потрепал за овечью шкуру, которой укрылся старый казак. А дядька Митяй…

– Ну чего тебе бесененок? – из-за куска овчины высунулась бородатая голова.

– Тут давеча за лесом лошади ржали, – мальчонка указал на гору за рекой покрытую вечнозеленым лесом.

– Ну, то вогулы, али еще какие инородцы, – широко зевая, ответил казак. Сбегай коли не спится, до дальнего дозору, скажи:– Пущай не зевают.

Ефимка кивнул головой и исчез в темноте.

– Однако странно да? – пробурчал казак, ворочаясь под овчиной. Лошади ржали, а от дозора гонца не было.

– Поди случилось чего, пожаловали нехристи, а мы тут спим-почаваем, прости Господи, а как поди нагрянут вогульцы или кучумцы, враз здесь всех во сне и порешат. Он откинул овчину и протер глаза.

Над Турой стелился белый туман: – знать холода скоро придут. Тура встанет льдом и придется становиться на зимовье, как на Тагил-реке, что сейчас не входило в планы казачьей экспедиции.

Зима за Урал-Камнем приходит рано. Уже чуть успел облететь желтый осенний лист, так начинают пролетать первые снежинки, предвестники скорого ледостава. И на многие версты вокруг, лишь поникшая в ожидании лютой стужи вечно зеленая тайга, да пробирающий до костей вой голодных волчих стай. Дядька Митяй толкнул ногой казака, спящего неподалеку и издававшего такой махровый храп, словно враз выстрелил с десяток пищалей: – Серго вставай черт усатый.

Казак под овчиной, из которой торчали только его кожаные сапоги, даже не пошевелился.

Казак Митяй сплюнул на траву остатки табачинки, попавшей в рот, и вновь пнул скрюченную фигуру под овчиной.

– Да поднимайся ты уже. Ишь разлегся он, чай не на печи.

Спящий казак пробурчал про себя нечто-то ругательное, очевидно не довольный, что его разбудили в такую рань и высунул голову. Продрав огромными кулачищами еще сонные глаза, он злобно буркнул:

– Ну чего тебе дядька Митяй?

Митяй деловито прицепил саблю на ремень и пригладил чуб. Это было единственное из растительности, что росло на его голове с тех самых пор, как он стал вольным казаком. Характер он, как и большинство казаков имел скверный. Вольная жизнь на Дону в конец испортила его. Сквернословие, пьянство, но при этом быть совершенно набожным было типичным портретом казака того лихого времени.

– Мне-то ничаго, – важно ответил Митяй.

– Да только чует моя больная спина, вести дурные.

– С караулу у оврага давно из казаков никто не прибегал, – тревожно добавил Митяй. Ни табаку, ни хлебу не пришел никто поклянчить.

– Так там Осипа хлопцы, – зевая, ответил разбуженный казак. И славные хлопцы, я скажу тебе дядька Митяй. Чего раньше времени панику поднимать.

– Ну, славные, или не славные, о том опосля думать будем, – пробурчал дядька Митяй, – Ефимка слышал в той стороне лошадиное ржание.

Казак Митяй закончил свои приготовления и нахлобучил шапку из овчины. Это было его главное богатство сейчас акромя сабли, пищали, да кожаного сидора в котором он хранил ароматнейший по своему запаху табак.

С Серго мигом слетел сон: – Поди кучумцы пожаловали. Мать честная. Казак отчаянно перекрестился. Давненько их не видно было.

– Может и кучумцы, а может и местные вогулы шалят, – задумчиво ответил Митяй.

– Разбуди Ермака, да все ему перескажи. А я пока остальных разбужу.

Серго нацепив саблю, бросился в сторону стругов с криком: – Ермак Тимофеич, Ермак Тимофеич!

– Да здесь я! – ответил зыбкий голос казачьего атамана. Чего разорался, как баба худая. Не видишь, казаки спят?

Через несколько минут на борту самого большого из стругов, показалась фигура казака в тулупе, накинутом на плечи и большой меховой шапкой с красным околышем на голове.

Батько, поди кучумцы объявились, – запыхавшись от бега, прохрипел казак. – Давно наших казаков, с того берега не было.

Ермак широко зевнул и поправил кафтан на плечах.

Рукоять его сабли ударилась о металлическую пряжку пояса, издав тончайший звук.

– Да не суетись пока, – он окинул взглядом казачий лагерь на берегу. Может, придут еще. Собираться пора. Рассвет скоро.

****

Ефимка тихо крался на свет костра меж вековых сосен и елового лапника раскинувшего свои косматые ветки по всему лесу.