Ермо

Лиз и Джордж по-прежнему ужинали в его комнате наверху, куда вместе с ними мог подниматься только Франко, с возрастом все больше напоминавший французского мастифа. И по-прежнему все их разговоры ограничивались историей республики, историей ее славы и падения.

Когда Лиз сказала, что Паоло уезжает в Швейцарию, в школу, Джанкарло и глазом не моргнул. И несколько недель после отъезда мальчика все так же бесшумно проникал в детскую, где было пусто и холодно. Он перебирал безделушки на столике, разглядывал яркие картинки на стенах, трогал игрушки – плюшевых медведей и американские автомобильчики с шоферами в очкастых шлемах, – но под толстым слоем грима нельзя было разглядеть выражения его лица…

Джордж тяготился размеренной жизнью в венецианском доме, тяготился обществом Лиз, старавшейся привлечь его внимание и – переигрывавшей, то и дело срывавшейся в истерику.

Спасала, как всегда, работа: он упорно и много писал – дневник, письма, новеллы, фрагменты романа, которые пока не складывались в целое.

Уже в шесть утра он садился за письменный стол – утренние часы были самыми продуктивными.

«Каждый день я должен написать не менее пяти-семи страниц текста, – говорил Ермо журналистам. – Вдохновение слишком ненадежная штука, чтобы доверять ему судьбу литературы».

Плавное течение семейного быта было внезапно нарушено сообщениями о загадочной смерти Дженнифер Мур.

Поговаривали, что во время съемок «Макбета» у нее был роман с Ермо. Вряд ли, однако, это было что-то серьезное. Дженни была мраморно красива, с млечной шеей и огромными темными глазами с безуминкой. Во время съемок она была лихорадочно возбуждена – говорили, что напряжение она поддерживала искусственно, при помощи наркотиков. Роль леди Макбет стала звездным часом тридцатидвухлетней актрисы. Она играла и после съемок, будучи не в силах расстаться с образом, и это чувствовалось даже в тональности ее интервью, в том, как она смотрела в объектив фотокамер, в жестах и движениях. После успеха в Каннах и «Оскара» за лучшую женскую роль она получила множество заманчивых предложений, но на съемках первого же после «Макбета» фильма у нее случился нервный срыв, она оказалась в больнице, ее место заняла другая актриса.

Машина славы работает со скоростью кинематографа: миг – и вот героиня за кадром, забыта, внимание приковано к другим. Именно так получилось и с Дженнифер Мур. После больницы она отвергла несколько приличных предложений и вскоре оказалась в пустоте. Два скоропалительных и скандальных замужества, наркотики, конфликты с полицией (на ее вилле в Санта-Монике собиралось подозрительное общество бродяг), снова – клиника. Ее имя то и дело встречалось в колонках скандальной хроники. Она обрюзгла, наркотиков требовалось все больше. Несколько раз она писала Ермо, пытаясь увлечь его новыми проектами: экранизация «Братьев Карамазовых», «Герцогини Мальфи», «Белого Дьявола»… Ермо отвечал твердым «нет». Ему было жаль Дженни, но, во-первых, его решение уйти из кино было бесповоротным, во-вторых, он не переоценивал возможностей Мур. Однако ее смерть потрясла Ермо.

Последний год она жила в Лондоне, где у нее была роскошная квартира в Белгрэйвиа, – одна, всеми забытая и брошенная, если не считать любовницы-польки, которая, накачавшись наркотиками, несколько раз пыталась убить Дженни. Наконец миссис Мур попала в психиатрическую лечебницу Святого Георгия. Вечерами, оставшись в палате одна, она принималась смывать кровь с рук – в фильме этот эпизод стал одним из лучших. Однажды утром ее нашли в постели мертвой, она была с ног до головы залита кровью, хотя на теле ее не нашли ни одной царапины. Загадка ее кончины так и осталась неразгаданной.

Джордж уехал в Швейцарию, где познакомился с Маргарет Чепмэн, которая собирала материалы для книги о его жизни и творчестве. Они поселились в Женеве, в маленьком уютном отеле «Сезар», в получасе ходьбы от озера, и прожили там всю зиму.

Белокурая голубоглазая Маргарет умела держаться в тени. Она была умна, холодновата и энергична – вообще-то Ермо недолюбливал женщин ее типа, но в ту зиму, похоже, именно такая ему и была нужна. Во всяком случае, Ермо и спустя годы тепло вспоминал Маргарет.

Судьба художника сделала очередной зигзаг – Джордж выступил в роли театрального драматурга.

Первую его пьесу – «Клеменс», написанную под влиянием Беккета, которого Ермо считал лучшим драматургом XX века, в парижской «Studio А» поставил Жан Антонен. Постановка была тепло встречена прессой и публикой.