Прежде всего надо сказать о сестрах ее, Анне и Александре. Александра Николаевна – Саня – была лет на шесть моложе Марии Николаевны, к ней в семье все относились как к «маленькой». Она впоследствии стала артисткой Малого театра и много лет играла там под фамилией Ермоловой-Кречетовой. Я хорошо помню ее классическую красоту, особенно в таких ролях, как Геро в шекспировской пьесе «Много шуму из ничего», Время в его же «Зимней сказке» и т. п. Мария Николаевна очень любила ее и до конца дней заботилась о ней, как старшая о младшей.
Анна Николаевна – Аннета, как ее звали в театральной семье, привыкшей к французским пьесам, – была ближе всех Марии Николаевне. Между ними была разница в три года, и Мария Николаевна часто говорила ей: «Ах, Аннета, когда же ты наконец дорастешь до пятнадцати лет, чтобы ты все могла понимать?» Но если не «все», то многое она поверяла своей сестренке, делилась с ней мечтами и надеждами, а позже считала ее своей «совестью».
Хорошенькая кудрявая Аннета в детстве мечтала, конечно, о балетной школе, но ее отдали в гимназию, по желанию и совету того же Самарина: вероятно, в то время он был недоволен успехами Машеньки в балете и решил, что довольно одной «неудачницы» из Ермоловых в театре. Живая девочка сперва огорчалась и плакала, но скоро увлеклась ученьем, и тут выяснились ее блестящие способности. Она кончила гимназию с золотой медалью и почерпнула из ученья совершенно иные интересы, чем те, что царили у них в семье.
Она сразу же из гимназии пошла на Лубянские курсы (первые в России курсы для женщин с программой мужских классических гимназий), вскоре стала их душой и с шестнадцати лет посвятила свою жизнь делу женского образования с неменьшей ермоловской страстностью, чем ее великая сестра – делу искусства. Понятно, что Анна Николаевна была в кружках молодежи, совершенно отличных от театрального: там были и сходки, и запрещенные песни, и чтение нелегальных книг, и дружба со студентами. Всем этим в свою очередь Анна Николаевна делилась с сестрой и зажигала в ней новые мысли. Все, кто знал Анну Николаевну, помнят ее неугасимый энтузиазм. Я до сих пор встречаю женщин с седыми головами, говорящих с гордостью: «Я училась у Анны Николаевны», и глаза их вспыхивают молодым блеском. В своем докладе, написанном ею по поручению женского конгресса в Чикаго, Анна Николаевна недаром говорит: «Память о Лубянских курсах наверно жива во всех, кто был на них хоть год или два».
В те далекие годы серьезная не по летам девушка иногда даже огорчала сестру своей усидчивостью, ей хотелось отвлечь ее хоть на время от ее занятий, но это было невозможно. У Анны Николаевны характер был твердый, и она знала, чего хочет. Ее двоюродная сестра вспоминает ее фигурку с заложенными за спину руками, когда она расхаживала по крохотной терраске владыкинского домишки и говорила: «Нет, отец, ты неправ». Непривычные для отцовского уха слова. Теперешняя молодежь даже не представляет себе, сколько в те времена требовалось смелости, чтобы открыто спорить с родителями. Анна Николаевна больше жила вне дома, на уроках, на лекциях. Марии Николаевне приходилось, когда не было новых ролей и репетиций, частенько сидеть дома. Причем гостей и посетителей отец не допускал. Во Владыкине жилось свободнее. Прогулки, посещения соседей – Соколовых, местных дачевладельцев, – давали возможность встречаться с молодежью. Среди сестер Соколовых, обыкновенных барышень, «шерочек», как их называет Мария Николаевна, была сестра Ольга. Она окончила медицинские курсы за границей и впоследствии была одной из первых женщин-врачей, которым разрешили практику в России.
Молоденькая товарка Марии Николаевны по театральной школе, Варя Кудрявцева, очень сошлась с Марией Николаевной. Она была сирота, из школы ее отдали в консерваторию. Впоследствии она была гражданской женой поэта-народника Васюкова и сама давала уроки музыки. Отношения ее с Марией Николаевной не прерывались до ее смерти. В то время это была очаровательно хорошенькая девушка, к которой Мария Николаевна относилась как старшая, и они по-детски еще вместе задумывались над разными «мировыми» вопросами. В числе знакомых Марии Николаевны были Васюков и молодые юристы Саша Наврозов – двоюродный брат Марии Николаевны, товарищ ее детских игр, и другие его приятели. Вся эта молодая компания собиралась, спорила, обсуждала разные события, решала «мировые» вопросы и так или иначе будила в Марии Николаевне мысли и сомнения.
Зимой встречи были труднее – Николай Алексеевич не позволял никаких сборищ у себя, и приходилось встречаться или у школьной товарки Марии Николаевны, жившей в том же дворе, Топольской, или у Наврозовых. Но и вырываться было трудно. Мне рассказывала А. П. Щепкина, как она как-то раз заехала за Марией Николаевной, чтобы везти ее на какую-то вечеринку, устраивавшуюся артистами Малого театра, – это было уже после того, как Мария Николаевна сыграла «Овечий источник», – и Николай Алексеевич запретил ей ехать, а она послушалась его, как маленькая девочка.