Ермолова

И вот настал тот день, которого мы, в сущности, ждали весь последний год, с тревогой и тоской следя за ее угасанием, страстно желая продлить эту тонкую нить, которая еще привязывала ее к жизни.

Но как мы ни ждали конца, как нас к нему ни готовили, – все же он пришел неожиданно и был несказанно страшен, хотя он и был без борьбы, без страданий. Никогда не забыть мне той ночи, которую мы просидели у ее постели.

Уже знали, что это конец. И прислушивались к ее дыханию, с хрипом вырывавшемуся из ее груди, с какой-то надеждой на чудо. Но чуда не свершилось. Дыхание становилось все слабее, прерывистее… она была без сознания – и так и не проснулась от своего сна. И, как говорит Виглер о Гёте: «В дремоте, подобно тому, как Одиссей к брегам Итаки», причалила она к берегам смерти.

12 марта 1928 года в 7 часов 14 минут утра доктор взял ее руку и сказал: «Конец».

Никто из нас не мог двинуться, сказать слово, не смел зарыдать. В это время в окне ярко блеснуло солнце, только что вышедшее из-за противоположных домов бульвара, и прямо озарило лицо покойницы, – такое строгое, такое скорбное и такое прекрасное в смерти…