Эрнест Хемингуэй

Лето 1959 года Хемингуэй проводит в Испании, продолжая следить за соперничеством двух матадоров Антонио Ордоньеса и Луиса Мигеля Домингина. Он договаривается написать очерк для популярного журнала «Лук» объемом примерно в 12 тысяч слов. Однако в итоге у писателя, который вел подробнейший дневник всего происходившего в то лето, получался материал примерно в 10 раз больше. Позднее с помощью своего друга, журналиста Хотчнера, Хемингуэй значительно сократил свою рукопись — до 50 тысяч слов, которая и была напечатана (в еще более усеченном виде) в трех номерах журнала в сентябре 1960 года. Полный же текст рукописи, которую Хемингуэй готовой не считал, пролежал в архиве писателя около четверти века. В 1985 году с рукописью стали работать редакторы из издательства «Скрибнерс энд санс», которые осуществили в ней ряд сокращений за счет повторений некоторых сцен и описаний, относящихся к корриде.

Несколько тем и мотивов переплетаются в этой книге. Прежде всего в ней возникает образ Испании: сидя в машине, мы видим окружающие пейзажи, стремительные взлеты на горных дорогах, зелень долин, уют маленьких белокаменных городков, особый колорит, присущий разным местностям и провинциям Испании, будь то Андалузия, Ламанча или Эстремадура, искрометность народных празднеств, например фиесты в Памплоне.

Другая тема связана с трудом матадоров. С особой симпатией пишет он об Антонио Ордоньесе, молодом и красивом человеке, сыне матадора Каэтано Ордоньеса, который под именем Ромеро был увековечен писателем в романе «И восходит солнце». Выразителен в книге и портрет его соперника Домингина, вернувшегося после некоторого перерыва на арену. Оба соперника яростно оспаривают друг у друга пальму первенства, стремясь добиться у публики признания своей победы. Ими движет не желание заработать, а потребность в самоутверждении.

Наконец, в книге «Опасное лето» мы видим самого Хемингуэя, который, несмотря на возраст, словно бы стремится вернуть молодость: он искренне увлечен корридой, с неутомимостью колесит по городам Испании, предается всякого рода развлечениям, веселым застольям после очередной корриды, купанию в море, игре в футбол, состязаниям в искусстве стрельбы; на одной из фотографий писатель меткими выстрелами сбивает пепел с сигары, которую курит Ордоньес…

В июле 1959 года в Испании писатель шумно и весело отметил свое шестидесятилетие. Было много друзей. Из США специально на юбилей приехал генерал Бак Ланхэм.

7

В ноябре 1959 года Хемингуэй возвратился на Кубу. В аэропорту Гаваны его встречали с флагами. Как только писатель сошел с трапа самолета, его взяли в плотное кольцо журналисты. «Я чувствую себя безмерно счастливым оттого, что я снова здесь, потому что я считаю себя кубинцем», — сказал Хемингуэй. Кто-то протянул ему кубинский флаг, и писатель поцеловал полотнище. Этот миг был запечатлен на одном из снимков. Когда фотографы попросили повторить этот жест, Хемингуэй отказался со словами: «Я сказал, что я кубинец, а не актер».

Отдохнув в своем доме в Кетчуме, Хемингуэй вернулся на Кубу в конце января 1960 года. Вскоре он решил еще раз посетить Испанию, чтобы встретиться со своим героем — матадором Ордоньесом. Он писал, что «Антонио хочет, чтобы я был с ним, ибо мы образуем непобедимый союз». Хемингуэй вновь был гостем богатого американца Билла Дэвиса на его вилле «Консул», однако его здоровье вновь ухудшилось, и хозяин дома на этот раз был поражен глубокими переменами, происшедшими с Хемингуэем. Писатель был болен, утомлен, раздражен, бой быков теперь оставил его равнодушным. У него появились признаки психического заболевания — мании преследования. Хемингуэя не покидал страх, ему казалось, что он находится «под колпаком» у ФБР.

В ноябре 1960 года писателя положили в клинику Мэйо в Рочестере в штате Миннесота, где он, чтобы избежать излишних кривотолков, находился под именем Джорджа Сэвиера. Там его наблюдали опытные и внимательные врачи. В начале января 1961 года о его пребывании в клинике стало известно, и туда начали поступать многочисленные письма сочувствия от друзей и незнакомых людей. Была получена телеграмма и от только что избранного Президента США Джона Ф. Кеннеди с приглашением быть на его аугурации, т. е. приведении к присяге. Хемингуэй вместе с Мери наблюдал церемонию по телевизору в клинике, а в телеграмме на имя Кеннеди писатель сообщил: «Хорошее дело иметь храброго человека нашим президентом во времена, столь трудные как для нашей страны, так и для остального мира». Ему импонировало, что Кеннеди был участником войны, служил на торпедном катере и проявил самообладание и мужество в боевой обстановке.