Иван Саввич Никитин

Виктор Иванович Кузнецов Иван Саввич Никитин

КНИГА ДЛЯ УЧАЩИХСЯ СТАРШИХ КЛАССОВ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ[1]

«Я РУСИ СЫН!..»

ОТКРЫТИЕ ПОЭТА

12 ноября 1853 г. редактор «Воронежских губернских ведомостей» В. А. Средин получил письмо, в котором были такие строки: «Я — здешний мещанин. Не знаю, какая непостижимая сила влечёт меня к искусству, в котором, может быть, я ничтожный ремесленник! Какая непонятная власть заставляет меня слагать задумчивую песнь, в то время, когда горькая действительность окружает жалкою прозою мое одинокое, незавидное существование».

Неизвестный признавался, что четыре года назад он уже посылал в губернскую газету два своих стихотворения, но тогда у него не хватило духу подписаться полным именем, что и помешало напечатанию его произведений.

Четыре года молчал никому неведомый автор — и вот, наконец, открылся. На сей раз он приложил к письму три стихотворения. Одно из них — «Русь», написанное еще в 1851 г., редакция приняла с восторгом.

Редактор показал необычное письмо советнику губернского правления Н. И. Второву, сотруднику газеты, страстному любителю литературы. Последний так живо заинтересовался столь редким в провинции явлением, что решил в тот же день разыскать новоявленного поэта. И вот, наконец, вечером в квартире Второва появился бледный, худощавый, выглядывавший исподлобья молодой человек в длинном неловком сюртуке, несколько напоминавший дьячка. Хозяин, разыскавший стихотворца, торжественно-церемонно объявил его имя: «Иван Никитин». Поэт-мещанин, лицом похожий на Шиллера (это сравнение пришло на ум не только Второву), стушевался и, словно подсудимый, стал извиняться за доставленное беспокойство. Его пригласили сесть, но он поминутно вскакивал и никак не решался разговаривать в столь непривычном ему обществе.

Когда расставались, Иван Никитин не глядел уже таким бирюком и даже, осмелев, согласился взять на прочтение из библиотеки хозяина «Дэвида Копперфилда» Диккенса.

Вскоре «Воронежские губернские ведомости» напечатали никитинскую «Русь»:

Под большим шатром
Голубых небес —
Вижу — даль степей
Зеленеется.

И на гранях их,

Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.

В заключение следовали строки, особенно волновавшие русских людей, чьи взоры были обращены к военным событиям на Крымском полуострове:

Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,

Стать за честь твою

Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!

Новый талант сразу же заметили «Санкт-Петербургские ведомости» и перепечатали «Русь» на своих страницах. Емкая, наполненная любовью к Родине маленькая поэма громким эхом прозвучала по городам и весям России. «Неужели в г. Никитине суждено воскреснуть Кольцову?» — спрашивала столичная газета. Это горячо волновало и воронежских интеллигентов, стремившихся поддержать начинающего поэта. Н. И. Второв напечатал в «Москвитянине» заметку, в которой представлял читателям «весьма замечательное дарование» и его произведения. На эту публикацию откликнулся «Пантеон», доказывавший, «каким сильным стихом владеет г. Никитин».

Сердечное участие в творческой судьбе автора «Руси» принял его новый знакомый, поклонник изящной словесности А. П. Нордштейн. Он забросал письмами своего петербургского приятеля журналиста А. У. Порецкого с настойчивыми просьбами дать дорогу «дворнику». Сентиментальный Нордштейн, сообщая о своем знакомстве, патетически восклицал: «На могиле Кольцова распустился новый благоуханный цветок, и в аромате его, как феникс, возродилась к новой жизни задумчивая поэзия певца воронежских и донских степей». Хлопоты Нордштейна увенчались публикацией в «Отечественных записках» статьи о Никитине. Но, пожалуй, еще большее значение имело посредничество Нордштейна в заочном знакомстве поэта с Аполлоном Майковым, искренне заинтересовавшимся автором «Руси». Майков вскоре послал ему в подарок свой сборник «Очерки Рима» с теплой надписью: «В вас дарование такое, что оно может оставить нас всех за собою…»

У Никитина кружилась голова от похвал, сыпавшихся на него со всех сторон. Контрасты были разительны: осточертевший постоялый двор с пьяными извозчиками и гостиные с образованными господами, внимание знатных дам — было от чего потерять голову вчера еще страдавшему от тоскливого одиночества Ивану Саввичу.

Известный литератор и педагог Иринарх Введенский (еще недавно он возглавлял кружок, который посещал Н. Г. Чернышевский) горячо советовал Никитину продолжать исследовать в стихах нравы и обычаи русского народа, уверенно заявляя: «В этой сфере Вы будете великим всегда, и в этой только сфере сделаетесь Вы нашей гордостью, нашей национальной славою, блистательным украшением нашей национальной литературы».