Эромемуары

Так вот, одна из таких племянниц своим неадекватным поведением живо напомнила мне уже почти забытую мной Галю Окольникову. Помнится, после сытного бабушкиного ужина, дождавшись, когда все наличествующие чадцы и домочадцы улягутся на боковую, мы с нею (убей Бог, если я помню как звали эту племянницу, но пусть будет по созвучию с Галиной Алиной) уединились в лоджии. Уединились втроём: я, Алина и гитара. Алина оказалась большой поклонницей бардовской песни, что и продемонстрировала, спев приглушённо и возвышено несколько шедевров из репертуара широко известных в узком кругу знаменитостей. Честно говоря, я эту разновидность самодеятельности не особенно жалую. Для меня в музыкальном произведении на первом месте стоит мелодия. Нет мелодии – нет песни. Разумеется, хорошей мелодии. Ведь даже гениальные стихи, положенные на посредственную музыку, теряют свою гениальность, опускаясь до общего серенького уровня. Братец мой единоутробный, кстати, тоже пошёл стезёй бормотания собственных вирш под гитарное треньканье. Только у него настрой несколько брутальный, чрезмерно летальный и мало романтический, хотя блатной тематикой, к чести его, не грешит… Алина, между тем, не унималась: исполнив общепризнанные хиты своего любимого жанра (во-первых, о том, как здорово, что все мы тут, у бабушки Шуры на лоджии, сегодня собрались; во-вторых, прямиком вытекающее из «во-первых», что раз уж собрались, самое время взяться нам за руки, потому как всем скопом пропадать веселее, чем делать то же самое поодиночке; наконец, в-третьих, вдруг ни с того, ни с сего предложила совершить велопробег, как выяснилось в финале, не куда-нибудь, а в штат Кентукки, чтобы напиться вместо местного виски, привозного вина и покуролесить от души, притворившись счастливыми адептами бесшабашной левитации), она плавно перешла к прозрачным намёкам. Сперва намекнула на ночь немую, тревожную и тёмную, потому что она – де, знать, понимаешь, не ведает, навсегда ли я буду с нею. Затем принялась уверять в том, что стоит мне только захотеть, как она немедленно научиться шить, вязать, вышивать, чесать шерсть, прясть полотно и рожать детей от меня для меня целыми выводками. Наконец, презрев всяческие экивоки, эвфемизмы и прочие околичности, заявила с предельной откровенностью идейной комсомолки и прямотой сказочного Иванушки-дурака, бренча и подтренькивая себе на гитаре, чтобы я не кочевряжился и позволил ей себя полюбить, разрешил с собою жить, а также не препятствовал ей быть мне верной…

К стыду своему, я не сразу понял всю серьёзность её намерений в отношении моей особы. А может, просто не захотел понять в виду, как мне казалось тогда, наклёвывающегося интима. Почему и полез к ней с поцелуями и прочими лирическими нежностями. Поцелуи мои приняли на «ура», а вот с прочим получился сплошной отпад и облом. Дальше локтя, вплоть до грудей четвёртого размера, мне забраться разрешили, а вот с тем, что выше колена, пообещали разрешить только после свадьбы. Тогда-то я в сердцах и разразился репликой, сделавшейся впоследствии народным анекдотом, а именно: попросил поставить меня в известность после этой самой её свадьбы, клятвенно пообещав приехать и заняться с нею тем, в чём она сейчас мне отказывает…

Удивительно ли, что я питал, питаю и буду питать к идейным девственницам особую неприязнь. По мне, это низменные души, хладнокровные приверженцы брака по расчёту, торгующие своими пресловутыми целками на матримониальном фондовом рынке. Почему фондовом? Да потому что сделки они предлагают исключительно фьючерсные, со стопроцентной предоплатой. Вот они-то и есть сущие бляди. А те, кого по традиции так называют, просто честные давалки, даже если дают за деньги… Хотя, справедливости ради, надо признать, что одна из этих расчётливых особ меня очень даже позабавила. Во всех смыслах. Но об этом расскажу позже, когда речь у нас зайдет об анусах и анальном сексе. Так что не капай раньше времени слюной, читатель, и не забегай вперёд – поперёк батьки-автора в жопу пекла…