Эрон

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос… 4 марта все того же 1979 года американский Вояджер позволил нам всем впервые во всех страшных, захватывающих подробностях разглядеть наконец — и не па бегу пролета, как у Пионера — облик самой большой из планет и четыре юпитерианских галилеевых спутника: Ио, Европу, Ганимед и Каллисто. Вид Ио поражал воображение, она пылала, как библейское «озеро, горящее огнем и серой». Десятки вулканов, кальдер и гейзеров выбрасывали в космос раскаленные добела потоки лавы, желтые фейерверки сернистого газа, пары кипящей серы. И все это на фоне черного космоса, увенчанного исполинской луной Юпитера в густых облаках, который занимает треть небосвода и заливает поверхность спутника столь интенсивным светом, что на Ио никогда не наступает ночь. За те семь дней творения, что Вояджер провел в тени Юпитера, на Ио произошло семь колоссальных вулканических извержений. Вот она, юность мертвого Марса! Эрос не тронутый похотью Хроноса… фонтаны расплавленной серной жижи выбрасывались на высоту до трехсот километров. Ввинчиваясь в космический холод, огненные смерчи на глазах вояжера превращались в мелкий желто-зеленый снег. Сам цвет Ио неописуем — горящая яичница из смеси красных, оранжевых, белых и желтых пятен, где преобладает взвинченный до пунцовых каленых топов густо-красный колер преисподней. Но стоило только чуть отвернуть камеры, и рядом с вечно молодой неопалимой купиной сожжения Ио в сверкающем хороводе вращались вокруг Юпитера три ледяных шара — Европа, Ганимед и Каллисто, безмолвные и безлюдные катки морей, муаровые космические жемчужины, покрытые тончайшими кракелюрами от метеоритных ударов. Порой льды сталкиваются, и на протяжении десятков километров вздымаются стены ледяных грабенов, достигая стометровой высоты. Это каток для Сатаны; вот он раскатывает в трико арлекина на стальных норвегах, заложив руки за спину и смеясь про себя смехом возмездия, но зато… зато смертна олива Платона.