Эрос

Эти слова принадлежали Софи – Лукиан зачитал мне их по телефону. Я был растроган до слез. Софи уже настолько доверяла своему новому другу, что дала ему почитать свои стихи. Правда, ничего особенного они не представляли, однако Лукиан был полон решимости основать через Подставное лицо собственное издательство, чтобы выпустить ее вирши – чем они хуже той чепухи, которую печатают другие авторы?

Несмотря на все муки, которые я испытывал, меня все же немного радовало то обстоятельство, что Лукиан все последовательнее превращал реальность в костюмированный спектакль. Да-да, я даже гордился им и чувствовал облегчение, все более убеждаясь, что он мало чем отличается от меня. Его действия удивительным образом повторяли мои. Но ведь Лукиан не делал ничего плохого? Поначалу я боялся, что его любовь к Софи не так уж серьезна и что в действительности он просто хочет перещеголять меня и даже унизить – как же, тень господина наконец-то зажила своей собственной жизнью, и не просто так, а заняв мое место. Но однажды Лукиан произнес три роковых слова.

Лукиан.Я люблю тебя.

Софи.Вот как?

Лукиан.Я полюбил тебя очень давно, но в то время ты была с Рольфом.

Софи.У тебя феноменальная память на имена. Рольф! Существовал ли он в реальности? Кажется, что с тех пор прошли миллионы световых лет. Лукиан.Я не знал его. Но тем не менее ненавидел.

Софи.Ах, не такой уж плохой вариант, если смотреть сегодняшними глазами. Моя мать была такой практичной. В том случае если какую-то вещь нельзя было назвать совсем плохой, то мать держалась за нее до последнего. И постоянно твердила мне: когда-нибудь, дочка, ты поймешь… Не помню, как именно она выражалась, но я так и не сумела этого понять… Однако в любом случае… Если, как ты утверждаешь, ты любил меня уже тогда, то почему же не сказал мне об этом? Нельзя любить человека молча.

Лукиан.Это слишком общее утверждение. Бывает, что…

Софи.Поцелуй меня. У тебя такая аура, от тебя исходит какое-то свечение. Когда ты рядом, у меня появляется то же чувство, что и во сне, когда я вижу своего ангела-хранителя…

Позже Лукиан сказал, что не спал с ней. Что он специально старался, чтобы у него не вставало, потому что боялся меня.Этими словами он явно пудрил мне мозги, может, для того, чтобы успокоить и одновременно упрекнуть меня. Все так непросто. В то время образовывались первые коммуны свободной любви, о которых с показным возмущением повествовала газета «Бильд». Но по большому счету она только выигрывала от этого, привлекая внимание читателей все новыми порнографическими фантазиями. При мысли о том, что Софи может перебраться в такую коммуну, мне становилось дурно. Но на каком основании я мог отказывать своему другу Лукиану в радостях секса, раз Софи уже вытворяла черт знает что с таким животным, как Генри?

Возможно, Софи была уже близка к тому, чтобы ответить Лукиану взаимностью. Наверное, теперь все зависело только от индивидуальных химических процессов в организме. Но вдруг идиллия оборвалась. Если вы сейчас начнете расспрашивать Лукиана о Софи, он вряд ли захочет распространяться на эту тему, и его можно понять. Разрыв с Софи стал одной из самых страшных потерь в его жизни наряду с гибелью семьи и со смертью его отца, который в старости заболел слабоумием и окончил жизненный путь весьма плачевно. Кстати, мне уже немного получше. Может, снова усядемся, как подобает цивилизованным людям?

Охая и кряхтя, Александр фон Брюккен снова вскарабкался в кресло, а за ним и я подсунул скамеечку себе под мягкое место.

– Вы еще ни разу не сказали, что вам неудобно на этой скамеечке!

– Все в порядке, я не испытываю никаких неудобств.

– Я могу распорядиться, чтобы вам принесли удобный стул. Вы только скажите. Но я выбрал скамеечку из своих соображений. Пока вы сидите на ней, я чувствую в себе уверенность, что доскажу мою историю до конца.

– Вот как.

– Но теперь я уверен в вас еще больше. Это очень важно для меня, ведь времени на то, чтобы начинать все сначала, у меня просто нет. Может, все-таки хотите стул?