– Нет, скамеечка довольно удобна, иначе я давно бы пожаловался.
Фон Брюккен добродушно улыбнулся. В его глазах читалось извинение.
Я кивнул:
– Пожалуйста, продолжайте.
Однажды декабрьским утром Лукиан позвонил мне из телефонной будки. Он был сильно возбужден – как человек, в жизни которого наметился серьезный поворот:
– Мне так неприятно говорить об этом. Мы больше не будем говорить о ней. Я люблю эту женщину. Если хочешь, можешь уволить меня ко всем чертям. Откажись от нее. Отдай ее мне!
– Хорошо, но при условии, что ты будешь сообщать мне, как у нее идут дела. Все ли у нее в порядке. Ты должен будешь хорошенько присматривать за ней. – А что еще я мог ответить своему единственному другу?
Пока Лукиан разговаривал – вернее, торговался со мной, – Софи зашла в ванную комнату. Открыла аптечку и стала рассматривать, какие в ней лежат медикаменты. Сплошные успокаивающие и стимулирующие средства. Это не очень-то вязалось с тем впечатлением, какое сложилось у нее о
Снимок был действительно хорошо спрятан, и Лукиана нельзя упрекнуть в небрежности. Когда он возвращался в квартиру, то едва не столкнулся с Софи, что не оглядываясь бежала прочь с маленьким чемоданчиком в руках. Фото, которое бережно хранилось в шкафу спальни, в недрах аккуратно сложенных стопок постельного белья, теперь немым укором валялось на кровати. Помните? Тот самый снимок, который Лукиан спас тогда от огненной расправы и припрятал для себя. На нем была изображена Софи, спящая в вуппертальской квартире. Что только могла подумать бедняжка, увидев этот снимок?…
Фон Брюккен помассировал себе область живота и негромко застонал. Затем позвонил и приказал принести чаю. Судя по запаху, это был чай с фенхелем. В чашку он добавил несколько капель коньяку.
– Хотите тоже?
– Нет, спасибо.
– Лишь несколько дней спустя, после безрезультатных поисков по всему городу, Луки посчитал необходимым поставить меня в известность о произошедшем.
– Я потерял ее, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Я совершил глупость, Алекс. Страшную глупость.
– И чего же ты ждешь от меня?
– Помоги мне!
– Нет…
– И вы не стали ему помогать?
– А с какой стати? Сначала он занимает мое место, а потом приползает на брюхе и не знает, что делать дальше? То, что случилось, привело меня в настоящую ярость. Бедная моя возлюбленная! Разве ему не хватало живой Софи? Зачем ему понадобилось хранить ее фото? Представляю, она, наверное, просто обезумела от страха. Самое безобидное объяснение происхождения этой фотографии, какое она только могла придумать, все равно было для нее достаточно ужасным, чтобы потерять всякое доверие к действительности.
Бегство из-под колпака
Три дня Софи проводит у Биргит, что в конце концов выливается в страшный скандал, затем возвращается в свою квартиру на Мерингдамм. Она просит у Хольгера прощения, разводит безжалостную самокритику, и он милостиво прощает ее, но при условии, что теперь она должна быть готова к активной борьбе. Несколько дней спустя Софи покидает Берлин, уходит в подполье и становится членом революционной ячейки.
В феврале 1969 года она участвует в первом ограблении банка. Революция остро нуждается в деньгах. Нападение на филиал сберкассы в районе Крефельд-Вест проходит успешно, как по маслу. Добыча составляет около тридцати тысяч марок, и ни один из преступников не задержан, их имена остаются неизвестными. Пройдет год, прежде чем Софи войдет в список лиц, разыскиваемых полицией. При выяснении ее личных данных в поле зрения сыщиков попадает и Лукиан Кеферлоэр, который ведет двойную жизнь в качестве редактора и бывшего члена правления заводов фон Брюккена. Ему нельзя предъявить никаких конкретных обвинений, тем не менее теперь он считается подозрительным, и за ним устанавливают постоянное наблюдение. Лукиан, чтобы заглушить боль, предпочитает снова посвятить себя руководству фирмой и становится – теперь уже официально – личным секретарем Александра фон Брюккена и одновременно генеральным директором без строго определенной сферы ответственности. В марте 1972 года он женится на Сильвии Таннер.
– Лукиан так и не простил себе той роковой ошибки. Более того, считал ее не просто ошибкой, а вмешательством судьбы. Естественно, он любил Софи так же, как и раньше, но теперь уже ничего не мог сделать для нее. Единственным, кто обладал хотя бы гипотетической возможностью помочь Софи, был я. Для этого требовались не только громадные материальные затраты, но и чисто технические. До этого момента Софи жила, извините за выражение, под колпаком; и наблюдать за ней было, конечно, некрасиво, но довольно просто и безопасно. Всего-то требовалось нанять пару-тройку наблюдателей, техников, дать взятку какой-нибудь мелкой сошке от чиновников – словом, ничего страшного, недорого и терпимо. А теперь все изменилось.