Эрос

Софи попала в своего рода чистилище. Она, мечтавшая изменить мир, влачила теперь жалкое, бессмысленное существование, прозябая в руинах социалистической утопии, обнесенных высокой бетонной стеной. Однако этого я не знал. К моему стыду, должен признаться, что я даже предполагал, что она нашла там, по ту сторону, свое маленькое счастье. Если бы не мои заблуждения, я действовал бы решительнее и при малейшей возможности поставил бы на карту все. Какими тяжкими упреками осыпал я себя впоследствии! Однако разве можно обвинять человека, который тычется в темноте неизвестности, словно слепой котенок, в том, что он не бегает, не кричит диким голосом и не размахивает кулаками?

Фон Брюккен застонал. Сначала я подумал, что у него заныли старые душевные раны. Но в следующий момент понял, что Александр стонет совсем по другой причине – более простой и страшной. Он нажал на потайную кнопку где-то на письменном столе, и не прошло и двадцати секунд, как по звонку явился его личный врач – лысый мужчина среднего возраста, с массивным подбородком и хрупкими руками с тонкими пальцами. Не обращая на меня внимания, эскулап быстро расстегнул и закатал рукав рубашки Александра.

Хозяин замка, которого подчиненные называли когда-то императором, теперь был просто стариком, пациентом, корчащимся от невыносимых болей. Он прошептал мне, чтобы я посвятил этот день изучению актов, а он просит прощения за вынужденный перерыв. Вялым жестом он дал понять, чтобы я поскорее уходил. Ему было неприятно показывать свою слабость. И хотя страдания Александра заставляли меня проникнуться симпатией к нему, и он понимал это, однако для него было важнее скрыть их от меня. Скорее всего фон Брюккен считал, что именно так должны поступать гостеприимные хозяева.

Вожделение

Таким образом, впервые за время пребывания в замке у меня появилась возможность осмотреть Парк при дневном свете. Стоял ясный ветреный и сравнительно теплый день – столбик термометра опустился чуть-чуть ниже нуля. В парке не было ни души. Работы над погребальным комплексом, похоже, уже завершились, и черный памятник угрюмо возвышался посреди широкого луга, обрамленного ведьминскими кругами дубов, тополей и берез. От памятника на все четыре стороны света разбегались дорожки из белого мрамора, но они резко обрывались, едва дойдя до подножия ближайших деревьев. Раньше везде лежал снег, и поэтому я не видел этих дорожек, но теперь подтаяло, и я обратил внимание на то, как резко контрастирует их белизна с черным мрамором склепа. На мой вкус, здесь лучше смотрелся бы хороший газон – ярко-зеленый, с шелковистой подстриженной травкой. Однако я понимал, что луг по весне оказывается под водой и заболачивается.

Как далеко зашла болезнь Александра, я не знал и ни за что бы не отважился спросить. Я впервые задумался о том, что он может не успеть завершить свой рассказ, и эта мысль повергла меня в легкую панику. Что я тогда буду делать?

Вечерами я мечтал о женском обществе – так страстно, что даже не мог сосредоточиться на изучении бумаг. Я пил все больше и больше, и от вожделения бегал по комнате. У меня появилась дрожь в кистях и плечах, руки стали казаться чужими и ватными, и мне невыносимо хотелось размяться, молотить руками во все стороны, как делают рок-гитаристы, а еще – потанцевать. Но пуститься в пляс я все-таки не решался и продолжал томиться от застоя во всем теле.

Я попросил Лукиана показать мне тот деревенский кабачок, в котором Александр дожидался Софи, но в ответ услышал, что этого заведения давно уже не существует. Похоже, это была всего лишь отговорка.

– Что ж, тогда покажите мне любой другой трактир, я хочу одного: вырваться из этого замка.

Лукиан вытащил мобильный и повел меня вниз по лестнице, к главному выходу, у которого стоял автомобиль с шофером – тем самым, что привез меня с вокзала.

– Если вы хотите травки, только скажите. У вас такое лицо… У нас есть все, что только пожелаете.

Я и сам не знал, чего хотел. Везите меня куда угодно, лишь бы там горели разноцветные огоньки – пусть даже это будет самая захудалая пивнушка с музыкальными автоматами. Услышав распоряжение Лукиана – исполнять все мои прихоти – шофер лишь пожал плечами.

Мы поехали в деревню. Часы показывали около девяти часов вечера, и слишком многого от поездки ожидать не приходилось. Вскоре перед нами засияли огнями греческий ресторан, бистро и дискотека с баром, однако без борделя. Я вдруг обнаружил, что в моем кошельке гуляет ветер – наличности хватало лишь на один, от силы два коктейля.