Эрос и цивилизация. Одномерный человек

В этом месте взрывная сила концепции Шиллера становится особенно очевидной. Согласно его диагнозу, недуг цивилизации состоит в конфликте двух основополагающих импульсов человека (чувственного побуждения и побуждения к форме) или скорее в насильственном «разрешении» этого конфликта: учреждении репрессивной тирании разума над чувственностью. Следовательно, для примирения враждующих импульсов необходимо устранить эту тиранию, т. е. восстановить чувственность в своих правах. Путь к свободе пролегает через освобождение чувственности, а не разума, и ограничение «высших» способностей в пользу «низших». Иными словами, для спасении цивилизации потребовалось упразднение репрессивного контроля, наложенного ею на чувственность. Именно из этой идеи вырастает Эстетическое Воспитание. Его цель — основать нравственность на почве чувственности[253]; необходимо примирить разум с интересами чувств и ограничить господствующий импульс формы: «сама чувственность должна защищать победоносною силою свою область и противодействовать насилию духа (Geist), которому он благодаря своей опережающей деятельности весьма склонен»[254]. Разумеется, если свобода должна стать управляющим принципом цивилизации, не только разум, но также и «чувственное побуждение» нуждается в ограничительном преобразовании. Увеличение высвобожденной чувственной энергии должно прийти в согласие с универсальным порядком свободы. Однако, какой бы порядок ни налагался на него, чувственный импульс должен сам быть «действием свободы»[255]. Сам свободный индивид должен создать гармонию между индивидуальным и универсальным удовлетворением. В подлинно свободной цивилизации все законы устанавливаются индивидами: «свободою давать свободу — вот основной закон эстетического государства»[256]; в подлинно свободной цивилизации «воля целого» осуществляет себя только «через природу отдельного индивида»[257]. Порядок становится свободой, только если он обосновывается и сохраняется свободным удовлетворением потребностей индивидов.

Но у устойчивого удовлетворения есть роковой враг — время, внутренняя конечность и быстротечность всех условий. Поэтому идея целостного освобождения человека необходимо включает рассмотрение борьбы против времени. Мы видели, что образы Орфея и Нарцисса символизируют бунт против преходящести, отчаянные усилия задержать поток времени — иными словами, консервативную природу принципа удовольствия. Таким образом, если государство свободы действительно возможно только как «эстетическое государство», то оно должно в конечном итоге победить разрушительное течение времени. Это и есть подлинный признак нерепрессивной цивилизации. Вот почему Шиллер приписывает освобождающему побуждению к игре функцию уничтожения «времени в самом себе» и примирения бытия и становления, изменения и тождества[258]. Эта задача ведет прогресс человечества к высшей форме культуры.

Идеалистические и эстетические сублимации, занимающие значительное место в работе Шиллера, не снижают ценности ее основных положений. Подтверждением тому служит то, что они привели в ужас Юнга. Он предупреждал, что преобладание импульса игры «снимет подавление», что повлечет за собой «обесценивание прежних высших ценностей», «культурную катастрофу» — одним словом, «варварство»[259]. Сам Шиллер, по-видимому, был менее склонен отождествлять репрессивную культуру с культурой вообще и допускал риск катастрофы для первой и даже утрату ее ценностей, если бы это привело к более высокой форме культуры. Он полностью осознавал, что первые свободные проявления импульса игры могут вызвать неприятие, ибо они будут слиты с «диким вожделением»[260] чувственного побуждения. Однако, по его мысли, эти взрывы «варварства» уйдут в прошлое с развитием новой культуры, переход к которой от старой культуры возможен только путем «прыжка». Шиллер не рассматривал вытекающие из такого «прыжка» катастрофические изменения в социальной структуре: этому препятствовала ограниченность идеалистической философии. Но его эстетическая концепция отчетливо указывает направление перемен, ведущих к нерепрессивному порядку. // Сгруппировав ее основные элементы, мы получаем: (1) Преобразование труда в игру и репрессивной производительности в «видимость», которому как определяющий фактор цивилизации должно предшествовать преодоление нужды[261].

(2) Направленное на себя сублимирование чувственности (чувственного импульса) и десублимация разума (импульса формы) с целью примирения двух основных антагонистических импульсов.

(3) Победа над временем, разрушающим устойчивое удовлетворение.