Эротическая Одиссея, или Необыкновенные похождения Каблукова Джона Ивановича, пережитые и описанные им самим

Лестница была длинной, и спуск занял у них минут пять. Наконец они спустились до самого низа и оказались на большой площадке, только уже мощенной грубым булыжником, прямо перед ними были ворота из толстого дерева, закрытые на засов. Единорог попросил Д. К. его открыть, Каблуков, повозившись какое–то время, с трудом вытащил толстую тесаную балку из грубо откованных металлических скоб, и ворота со скрипом, медленно распахнулись. — Идем, — вновь нетерпеливо позвал единорог, — только не забудь ворота закрыть.

Каблуков снова замешкался, снова по спине пробежали неприятные мурашки, опять ему захотелось посмотреть на небо и найти ту единственную, нелепую и случайную звезду, но над головой были нескончаемые лестничные пролеты, поглощенные сейчас тьмой, и он сделал очередной первый шаг. Нога ступила все на ту же брусчатку, тогда Д. К. осмелел и сделал еще шаг, затем еще, а потом вспомнил, что ему надо прикрыть за собой ворота.

Когда же он сделал это, то увидел, что единорог стоит чуть поодаль и ждет его, а вокруг них дома, в домах горит свет, только дома эти какие–то не такие, очень уж они аккуратные, с черепичными крышами, ровным прямоугольником обступающие всю площадь, а прямо перед ними красивая высокая башня с часами, да вот часы довольно странные — стрелок нет, а выплывают откуда–то из щели разнообразные фигурки и двигаются сами по себе. Вот мадонна с младенцем, а вот какой–то бородатый дядька, вот зверь–единорог (тут Каблуков ухмыльнулся), а вот зловещий скелет с косой, вот птица в короне… Птица вдруг замерла на месте, и в тот момент где–то в самом верху башни раздался негромкий, но глубокий звук колокола. — Пять часов, — задумчиво произнес единорог, — самое время перекусить. — И позвал Каблукова: — Пойдем.

Каблуков, ни о чем не спрашивая, пошел с единорогом. Они миновали площадь, затем первый ряд домов, начались маленькие улочки и такие же маленькие переулочки, далеко идти не пришлось, пройдя несколько таких же невысоких, аккуратных, крытых черепицей домиков, они уперлись в стоящее чуть на отлете строение с широко открытой дверью. Там ярко горел свет, и оттуда очень вкусно (вот так, без всяких прозаических изысков, то есть просто очень вкусно) пахло. — Сюда, — сказал единорог, и они вошли.

Они вошли и оказались в довольно большой зале с множеством столов и множеством скамеек, рядами больших, крепких, дубовых бочек, стоящих у одной из стен. За столами сидели люди, одетые, как сразу заметил Каблуков, несколько странно — большая часть из них была в кожаных куртках и кожаных штанах, туг же, на скамейках, лежали широкие мечи в ножнах. — Где мы? — встревоженно спросил Джон Иванович у единорога.

— А какая тебе разница? — изумленно ответил тот. — Главное, тут поесть можно, давай сюда… — и он показал Каблукову на небольшой струганый, но некрашеный стол неподалеку от входа. — А ты как сядешь? — поинтересовался Каблуков. — Не волнуйся, — усмехнулся единорог.

Волноваться Каблукову действительно оказалась незачем. Как только они подошли к столу, то Д. К. с удивлением обнаружил, что рядом с ним стоит высокий мужчина, чем–то отдаленно напоминающий его волшебного покровителя — длинным носом, формой и цветом глаз, но мужчина, а не фантастический и волшебный зверь. — Вот так, — засмеялся незнакомец, полой непонятно откуда взявшегося широкого и длинного плаща протирая скамейку, — садись, Джон, пора подкрепиться.

— Так это тоже ты? — встревоженно спросил Каблуков.

— Я, — ответил единорог, — видишь ли, менять обличья — вещь для меня естественная, сам понимаешь, не везде удобно быть единорогом.

— Понимаю, — согласился Каблуков. — А как тебя называть?

— М–м–м, — замешкался единорог, — дай подумаю. — Но думал он недолго и через мгновение выдавил из себя: — Зови меня Абеляр.

— Почему? — удивился Каблуков. — Вы что, родственники?

— Нет, — засмеялся (кто? единорог?) Абеляр, — просто мне нравится. — И потом громко позвал: — Эй, хозяин!

Хозяин возник сразу же, был он толстеньким, славным мужичонкой лет сорока, лысым, с бородой, с явно намечающимся, но еще не достигшим своего апогея животиком, одетый в фартук сыромятной кожи, самотканую фуфайку (более точного определения Каблукову подобрать не удалось), из–под фартука выглядывали кожаные штаны, заправленные в высокие (это подразумевалось) сапоги. — Чего изволите? — спросил, поздоровавшись, хозяин.

— Нам бы чего перекусить, — то ли попросил, то ли потребовал бывший единорог, — а то два благородных рыцаря, Абеляр и Джон, голодны как свора охотничьих псов.

— Сию минуту, — бросил хозяин и исчез.