Эротическая Одиссея, или Необыкновенные похождения Каблукова Джона Ивановича, пережитые и описанные им самим

Через двадцать минут Джон Иванович Каблуков уже восседает в хорошо знакомом шезлонге на палубе яхты «Лизавета», держит в одной руке запотелый бокал водки, смешанной с соком грейпфрута, а в другой — сигару «корона–корона» да ошалело смотрит на Фила Зюзевякина и дочь его Лизавету, суетящихся возле него, как вокруг выходца с того света. Собственно говоря, именно таким он для них и был. Как пропал несколько месяцев назад — будто в воду канул. Нет нигде Каблукова! Зюзевякин даже не ожидал, что исчезновение друга произведет на него столь сильное впечатление, забросил все дела, позабыл про кошань и ушел в запой, да так, что личный врач, здоровенный негр–экстрасенс Аймумбу, посоветовал срочно переменить обстановку. Тут и Лизка объявилась, в очередной раз расплевавшись с очередным ухажером, сняли они с прикола яхту и решили тряхнуть стариной, вчера вечером добрались до Анапы, а тут видишь…

И Зюзевякин обвел рукой горизонт.

— Вижу, — с умилением проговорил Д. К. Слезы навернулись ему на глаза, очистительные, радостные слезы, все та же яхта «Лизавета», все те же, столь им любимые друзья, все то же море и все то же солнце. Вот только сам Джон Иванович стал другим, но это и понятно — пережить такое да не измениться?

— А у тебя–то как дела, Джон Иванович? — с осторожностью в голосе осведомился Зюзевякин.

— У меня? — затянулся сигарным дымом Д. К. — А что тебя конкретно интересует, друг мой?

— Ну, состояние твоего здоровья, к примеру?

— Ха–ха, — прыснул резким смехом Каблуков, — стоит как штырь, хочешь, покажу?

— Хочу, хочу, — закричала восторженно Лизавета, но отец прикрикнул на нее, и стушевалась миллионерская дочка, обиделась, захлопала cвоими длинными ресницами.

— Не сердись, Лизаветушка, — сказал ей Д. К., — мы теперь будем с тобой просто друзьями, ибо не могу я трахать тебя без любви, а люблю я, как оказалось, лишь ее, эту проклятую ведьму, ввергнувшую меня в пучину всех бед. Ввергнувшую, вылечившую и вновь исчезнувшую, но я найду ее, — расходился во всю мощь своих легких Д. И. Каблуков, — найду, и тогда мы еще посмотрим, чья возьмет!

— Успокойся, Джон Иванович, — взмолилась Лизавета, перестав хлопать ресницами и вытерев слезы, — не любишь меня, так и ладно, была бы честь, как это говорится, предложена, но на нет и суда нет, друзьями, — что же, давай, останемся друзьями, но только поцелуй меня еще разок, а?

Каблуков встал из шезлонга, подошел к Лизавете, наклонился, облапил ее и поцеловал, да так, что Лизка аж взвизгнула, а потом, успокоившись окончательно, пошла на камбуз, заниматься по старой памяти обедом, Д. К. же, запалив новую «корону–корону», стал рассказывать Филу Зюзевякину о всех тех чудесных и необычных приключениях, которые таким волшебным образом закончились его исцелением в объятиях страстной Дориды вчерашним вечером, почти десять веков назад, на самой окраине когда–то процветавшего греческого поселения на берегу Понта Эвксинского, то есть здесь, на берегу анапской бухты, в районе краснодарского побережья Черного моря.

— Изумительно, — говорит ему Зюзевякин и предлагает отпраздновать событие бутылкой шампанского.

— Опять «Дом Периньон»? — интересуется Каблуков.

— Нет, — говорит Ф.3„— на этот раз «Вдова Клико», «Периньон» кончился, надо бы заказать.

— «Клико» — так «Клико», — соглашается Каблуков и ждет, когда появится все тот же стюард все с тем же серебряным подносом.

— И что делать будешь? — выпив первый фужер, интересуется Фил Леонидович.

— Не знаю, дружище, — честно отвечает Каблуков, — абсолютно не знаю.

— Может, с нами поплывешь? — спрашивает Зюзевякин, опустошив второй фужер и наливая третий.

— Да нет, Фил, спасибо, — говорит Джон Иванович. — Буду опять ее искать, а там уж посмотрим, может, что и к вам присоединюсь, но это потом, а пока…

— А пока хоть отобедай с нами, — печально обращается к другу Ф. З. и предлагает ему пройти в кают–компанию.

Там уже накрыт стол на три куверта, Лизавета, в вечернем бархатном платье, повязанном беленьким кружевным передником, разливает по тарелкам прозрачнейший бульон, к которому положены свежайшие профитроли — диета у Ф. З., — объясняет она Каблукову — пора папане беречься.

— Профитроли так профитроли, — опять соглашается, как и в случае с «Вдовой Клико», Каблуков и садится за стол, подвигает к себе тарелку, начинает машинально работать ложкой, понимая, что все это мираж, а настоящая жизнь осталась там, много веков назад, в объятиях таинственной Дориды осталась она, настоящая жизнь.

— Не грусти, Джон Иванович, — говорит Каблукову Зюзевякин, — найдешь ты свою Викторию.

— Найду ли? — шепчет Каблуков, переходя к кресс–салату, жюльену с грибами и диетическому блюду из норфолкских крабов.

— Найдешь–найдешь, — подтверждает зюзевякинскую максиму Лизавета, и Д. И. Каблуков, отведав кресс–салата, жюльена с грибами и диетического блюда из норфолкских крабов, уверенно берется за телячье жаркое, естественно, тоже диетическое.

— Как обед–то? — встревоженно интересуется Лизавета.