Его слова видимо обескуражили ее, тем не менее, она медленно приблизилась к кровати и села на ее краешек. Она все еще была в одних трусиках и трикотажной майке, плотно облегающей ее тело и особенно грудь, с торчащими как колышки сосками. Катька вжалась всем телом в Виктора и спрятала голову за его плечо, словно ожидая, что его жена вот-вот станет царапать ее кожу.
- Она совсем не такая как ты, - сказал Виктор, - совсем непохожая…
- Лучше, да? - опасливо произнесла Ирка.
- Нет. Другая. Совсем другая. Потрогай ее грудь.
Ирка с удивлением посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой.
- Потрогай, какая она мягкая. Попку попробуй. Чего ты боишься?
- Зачем, Витя?
- Ну чтобы ты знала, какая она.
- Я и так вижу.
- Я тоже видел. Но ведь я видел совсем не так.
- Витя, что ты от меня хочешь?
- Не знаю. Мне так сладко, что я не могу молчать.
- У тебя же на руках Катя. Разве она тебя не слышит?
Он с удивлением перевел глаза со своей жены на Катькину спину и снова на жену, будто говоря: при чем тут Катя? О чем я с нею могу не уметь молчать?
В самом деле, при чем тут Катя?
- Слышит, конечно… Она хорошая, правда. Но у нее все не так, как у тебя. Смотри.
И он поднялся вместе с Катькой, поддерживая ее за ягодицы, чтобы она не соскочила с завеса, развернулся и уложил ее на край кровати ногами вверх. Ирка оказалась сидящей совсем рядом, и Катькина левая нога легла на ее плечо.
- Смотри.
Он сделал несколько медленных движений на всю стволовую длину, а Ирка и в самом деле вцепилась глазами в область соития и даже поджала ближе к своему телу ее ногу, видимо тоже ничего уже не соображая в своих действиях. В Катькиной промежности было одно только голое отверстие с гладким кожными краями, почти без намека на наличие продольной щели и больших половых губ, только в самом верху при обратном движении выскальзывал наружу кончик клитора, а по бокам показывались краешки нимф.
Голое отверстие в коже со вставленным в него стволом.
- Он просто слишком велик для нее… - испуганно прошептала Ирка.
- Не знаю, - так же шепотом ответил он. - Она же приняла, очень легко приняла, значит не слишком. И мне так приятно, что вынимать не хочется.
- Правда? - вдруг послышался где-то вдалеке от них Катькин шепот.
Он тут же словно забыл об Ирке, снова вошел до корня, улегся на ее живот, упершись ногами в пол, и стал лобызать ее щеки, губы и уши, приговаривая:
- Правда, Катенька, правда, милая…
Босые ноги скользили по полу, и он неуклюже то слегка сползал, то снова поднимался на нее. А Ирина как загипнотизированная смотрела на его ритмично напрягающиеся ягодицы и ее ритмично качающиеся ноги…
Чтобы избежать сползаний, он поднялся на руках и плотно уперся ногами в пол, продолжая качать ее тело, закрыв глаза и как бы замкнувшись на собственных ощущениях.
А Катька впервые вдруг повернула голову к Ирине. На какую то секунду та почувствовала в ее взгляде торжество победительницы, но эта секунда острой иглой вонзилась в Иринкино сердце и стала больно укалывать на каждом его толчке. Катька сразу это ощутила, взгляд ее мгновенно изменился на виноватый, а уголки глаз даже заблестели от влаги. Она просила у нее прощения…
- Такое ощущение… - полузадыхаясь зашептал Виктор, - что у меня это вообще впервые… что ты первая в моей жизни женщина…
Катька вытаращила глаза, приподняла голову и почти истерически прокричала:
- Не смей так говорить при Ирине! Не смей, слышишь!!!
И со всего размаху влепила ему такую хлесткую пощечину, что у Ирки от испуга чуть не отвалилась челюсть, и она как бы бросилась поддерживать ее руками.
Ну вот. Таки врезала. Наконец-то. Дождался.
Затрусил-замотал по сторонам головой, сбрасывая со щеки остатки удара, и затем с удивлением и непониманием уставился на Катьку.
- Что случилось?
Он и в самом деле не понимал, что он такого сказал.
- Не знаю, - растерянно пробормотала та, будто только как очнулась.
А он взял и рассмеялся. Просто взял и захохотал, вдруг вспоминая, как он несколько раз готовился к ее неминуемой пощечине, а она нанесла ее в самый неожиданный для него момент.
От его смеха нервно задергалась и Катька, а потом и Ирина, и они стали непонятно почему хохотать все втроем, в один голос, перехохатывая друг друга.
Потом Катька все-таки спросила, почему они на самом деле все смеются, и Виктор рассказал почему, и они снова стали хохотать, то в один, то в два, то во все три голоса.
Его расслабившийся парень самопроизвольно выскочил из Катьки еще в начале смеха и теперь болтался в висячем положении, и когда Катька увидела это убожество, она снова изумилась:
- Ир, так он же у него почти нормальный…
А когда они, наконец, устали смеяться, она вдруг совсем серьезно и строго повторила Виктору:
- И все-таки не смей. Никогда не смей.
- Так она же не обиделась… - попытался оправдываться тот, уже понявший, за что получил пощечину.
- Не обманывай себя. Счастливее будешь.
Как они любят поучать мужиков. Пирожным их не корми…
А Катька уже и забыла о нем. Стянула с Ирки майку, завалила на кровать, уселась верхом на живот:
- Не бойтесь, я не лесбиянка. Но полюбоваться и мне хочется.