Эротические страницы из жизни Фролова

Он даже на какое-то время забыл о том, что намеревался что-то куда-то воткнуть. Пока не увидел, как приподнялась Катькина попка, а под нею появилась Иринкина рука, спускающая трусики до лобка, чтобы продемонстрировать Катьке свою волосистость, а потом и Катькина рука, тоже пробующая на ощупь то свои, то Иринкины волосинки. Они сравнивали их на жесткость, хихикая и что-то шепотом обсуждая, совсем как бы забыв о его присутствии. А потом Катькина темная и жестковатая шевелюра снова опустилась и легла на Иринкину, светлую и мягкую… И ее отверстие приподнялось и чуть приблизилось к нему.

А что, как если и из него вылезет его ребеночек? Опять его жизнь… еще одна ветвь его бессмертия…

Он взялся руками за ее ягодицы, большими пальцами подхватив их у самой промежности, и чуть приподнял и раздвинул их. Какая же она беззащитная… Прямо перед ним выставилось поблескивающее от влаги и слегка зияющее отверстие, необычно доступное и опьяняюще привлекательное. Он не выдержал, и на несколько мгновений прикоснулся к нему губами. Катька вздрогнула, но не отстранилась ни на сантиметр.

- Катя, слышишь, - сказал он, снова подняв голову, - а ты хочешь ребенка?

- Да. Очень, - ответила она сразу, не поворачивая к нему головы. А из-под левой груди тут же показался ее угрожающий кулачок. - Только не от тебя, понял?

- Себя я в виду не имел.

И натянул ее одним решительным движением, сразу проникнув до самой матки. Она вскрикнула и упала грудью на грудь Ирины. А потом закачалась на ней под его толчками, все время охая глубокими выдохами прямо в ее шею. А Иринка взяла и обняла ее обеими руками за спину и стала гладить своими ладонями. Он ощущал, как его мошонка двигалась по ее лобку, сначала по ткани трусиков, потом по ее волосам, потом по гладкому животу, потому что от его толчков Катька отодвигалась все дальше, вперед, к Иринкиному лицу. И он увидел, как она стала целовать его Иринку в щеки, нос, губы, и как его Иринка вдруг ответила ей своими губами.

А он все толкал и толкал, перемещаясь коленями вдоль Иркиного тела. Катькины ноги уже лежали на Иркиной груди, а ее руки переместились с Катьки на его ягодицы, судорожно мяли их и влекли ближе, еще ближе к лицу. Потом Катька чуть свела ноги, чтобы слегка приподняться, потому что уткнулась лобком в ее подбородок, а он продолжал яростные толчки, стуча мошонкой по Иркиному подбородку, а потом и по губам… И сразу застыл, почувствовав их мягкий щипок, стал медленно качать на себе Катьку, натягивая и потом снимая ее со ствола по самую головку. От Иринкиных поцелуев его мошонка напряглась, сжалась так, что она чуть ли не всю ее поместила себе в рот, но, почувствовав, как задрожало все его половое естество, тут же отпустила и стала водить кончиком языка по свободной от Катьки поверхности его сумасшедше напряженного тыловища, а та насаживалась и насаживалась, и Иринкин язык перескакивал не ее лобок, там ничего больше не было, кроме ее лобка, потому что все ушло внутрь, остался только бублик, туго натягивающийся на ствол. Она лизала, словно сучка, Катькин лобок, пока не почувствовала языком освобождающийся на обратном движении бугорок клитора, и тогда стала обсасывать и его, а Катька как закричала: а-а-а-а, а-а-а-а, ой, ой…

Он столкнул ее с себя вперед, на лежащую там подушку, чтобы увидеть Иркино лицо, а та смотрела на него с открытым ртом и, почти задыхаясь, шептала:

- Родной мой… я больше не могу… у меня там все щемит… зайди… зайди-и-и…

И он как сумасшедший бросился рвать ее трусики, а они не рвались, и он стянул их через поднятые ею ноги, она их потом так широко расставила, что стало видным ее мокрое отверстие, и впустила его так, будто сама в себя засосала, и он предался самозабвенному действу с таким наслаждением, будто не делал этого с нею невыносимо долгие месяцы.

Она лежала перед ним невозможно прекрасная, ни с кем и ни с чем не сравнимая.

Хранительница его вечности.

Одуревшая от восторга Катька вытянула шею, глядя на ее огнедышащий живот, видимо не понимая, что же такое там внутри у нее творится. Она и сама вся дрожала, все еще находясь во власти пьянительного ощущения, неожиданно прерванного не по ее инициативе и, казалось, готова была броситься к ним, чтобы они еще хоть что-нибудь с нею сделали.

И тогда он, сам не зная зачем, протянул ей руку.

Она схватилась за нее обеими ладонями, сжала и потопала коленями вперед, прямо на Ирку, споткнувшись об ее плечи и падая ей на живот.

События почему-то сами становятся такими, какими становятся.

Буквально через пару десятков секунд из Ирки хлынула накопившаяся в ней горячая жидкость, чуть ли не струями выбрызгиваясь вдоль его вздувшихся вен, прямо перед шарообразными Катькиными глазами. Потом он увидел Иркины руки, лихорадочно обхватившие нависшие над ее лицом Катькины ягодицы и крепко сжимающие их в такт своим судорожным тонезмам. А он не спешил спускать, ожидая, когда она полностью освободиться, чтобы затем, взамен выпущенной, наполнить ее своей жидкостью…