Эротический и эротизированный перенос

Однако мы не можем быть уверены в таком прагматическом объяснении молчания Фрейда по поводу "подлинной" любви в лечебных взаимоотношениях. Следовательно, мы должны допускать альтернативу — а именно, что в 1915 году Фрейд вполне мог быть как в личном, так и в теоретическом отношении не готов к дальнейшему обдумыванию импликаций подлинных аспектов любви в переносе для техники и теории аналитического процесса. Я вернусь к личной неготовности Фрейда при обсуждении его дискуссий но технике и контрпереносу и когда буду комментировать патриархальную ориентацию Фрейда. Его теоретическая неподготовленность может быть объяснена тем, с каким пылом он развивал центральные тезисы, так что он отдавал себе отчет, что рассмотрение вопроса о подлинных элементах в любви в переносе скомпрометировало бы, или могло бы скомпрометировать, его решительный акцент на определении настоящего прошлым. Этот детерминизм виден в навязчивом повторении, в переносе и отыгрывании и в других признаках непрекращающегося инфантильного бессознательного. Помимо экономии объяснения, его в первую очередь интересовал показ бессознательной непрерывности человеческих жизней с течением времени.

Дополнительный лимитирующий фактор в этой связи может быть получен из рассмотрения исторического контекста. В 1915 году Фрейд еще не разработал эго-психологию, которая, как позднее полагал Хартманн (1939, 1964), действительно дает теоретическое место для нового и автономного и может делать это, не отвергая теоретически драгоценных посылок о детерминизме и непрерывности.

Управление эротическим переносом

Фрейд неоднократно испытывал на себе насильственное столкновение с эротически заряженными романтическими чувствами и требованиями анализанток. Некоторые женщины проявляли эти чувства и требования вполне явно, тогда как другие, по-видимому, показывали лишь едва уловимые признаки таких чувств и вместо этого упорно занимались, хотя часто бессознательно, борьбой с ними или защитой от них. Характерно для себя и к большой выгоде для всех нас Фрейд намеревался исследовать, что может быть узнано из этих эмоциональных развитии чувств. Что могут открыть данные феномены относительно глубин психической жизни и источников неврозов его анализантов?

Фрейд пришел к двухстороннему рассмотрению выражения романтических и страстных чувств анализанток. С одной стороны, это являлось сопротивлением постольку, поскольку представляло собой давление пациентки на аналитика с тем, чтобы перевести аналитические взаимоотношения в любовную связь. Вызывая сдвиг от психической сферы к физической, пациентка могла заменять терапевтическое припоминание невротическим действием. Одновременно с этим, объяснял Фрейд, она могла "низвести" аналитика с властной позиции в их взаимоотношениях и убедить себя в том, что лечение опасно и ее решительное сопротивление лечению оправданно. С другой стороны, Фрейд считал служащую сопротивлению эротизацию терапевтических взаимоотношений воротами к вытесненным инфантильным либидинальным желаниям и конфликтам анализантки. Будучи проанализирован, этот защитный маневр мог открыть ее бессознательно сохраняемые "первоначальные источники любви" и "самое сокровенное из ее любовной жизни" (166). Согласно данной точке зрения, любовь в переносе подобна сновидениям: с одной стороны, являясь сложным набором сокрытий; а с другой — царским путем к терапевтически значимым воспоминаниям детства. С помощью этих воспоминаний Фрейд мог надеяться продемонстрировать анализантке истоки и движущие силы ее невроза и в то же самое время показать миру истинность своих теорий.

Можно видеть, что Фрейд рассматривал эротический перенос как путь блокировки анализа, который бессознательно обусловливался всем тем, что существенно важно для аналитического излечения. При таком понимании анализ любви в переносе как сопротивления имеет неоценимое значение. Большой смысл кроется в замечании Фрейда: "Единственные и серьезные трудности вытекают из необходимости овладеть переносом" (159). Фрейд подчеркивал, что осуществление этой деликатной задачи зависит от понимания аналитиком того, что любовь в переносе порождена самой аналитической ситуацией. Она — результат наблюдений и метода, а не простой прямой отклик одного человека на другого; другими словами, нет основания ожидать, что аналитик является носителем особой трансферентной валентности.

Вскоре мы подойдем к рассмотрению скрытых смыслов явной неудачи Фрейда увидеть возможность того, что как по форме, так и по содержанию, анализанты бессознательно сотрудничают с аналитиком через любовь в переносе; они используют ее специфическим образом как сообщение сведений скорее в форме показа, нежели сознательного припоминания и словесного рассказа. Его внимание осталось сосредоточенным на противодействии и на преодолении неприступности.