Эротика и секс в фантастике и футурологии

Но кошмары распоясавшейся рекламы — тема многих произведений фантастики (среди них, например, «Туннель под миром» Ф. Пола[11]). Как видим, в цивилизации, которая не только держится на механизмах, но и сама почитает себя за механизм, любые ценности культуры, в том числе и эротические, могут оказаться лишь смазкой для шестеренок великого целого. Так интеграция структур, навязываемая социальными институтами, окончательно дезинтегрирует человека. Все его телесные и духовные функции адаптируются и ставятся на службу механизму, который должен действовать все исправнее. Проблемы секса — лишь наиболее яркий пример, позволяющий иллюстрировать это направление эволюции. В одном рассказе связующим звеном между флотом и авиацией оказывается оргазм, в другом — лишь символическо-романтический намек на него. Но операциональная основа в обоих случаях одна.

Использование секса как инструмента рекламы — это уже не фантазия. Фантастично у Херберта лишь перенесение этой рекламной кампании в сферу военизированной космонавтики. Сибрайт делает следующий шаг в том же направлении. Но везде перед нами одна и та же тенденция — инструментализация секса, изымаемого из культуры и включаемого в круг технико-цивилизационной деятельности. В этом качестве секс призван стабилизировать ее структуры. Спонтанная реакция на такое развитие — противопоставление институционализированному, принудительному сексу «чисто человеческого». В этой крайности секс освобождается от всех обязательств и ограничений, как биологических (коль скоро он больше не служит продолжению рода), так и социальных (поскольку он не связан рамками супружества, требованиями верности, постоянства и т. п.). Похоже, что эта оппозиция ставит нас перед необходимостью делать выбор из двух зол. Первая крайность воплощает тенденцию к деиндивидуализации, она использует сферу самых интимных контактов как «сцепку» для нужд целого, противостоящего личности; вторая представляет собой чисто негативную реакцию на эту тенденцию. Такую ситуацию порождают типично прагматические манипуляции изолированными «кусочками» биологии человека.

Примечательно, что при всей своей противоположности обе тенденции опираются на «научное сознание»: биология чисто прагматически доводит до нашего сведения, что можно сделать с сексом, — точно так же, как физика сообщает, что можно сделать с тем или иным видом энергии. Остается только найти конкретный механизм, который позволит это сделать, а уж дальше к нему можно относиться только как к механизму и никак иначе. Сегодня его пускают в ход для одной цели, завтра — для другой. А когда человек, проникшийся «научным сознанием», узнал, что секс — это механизм и только механизм, противостоять этому откровению как-то рационально он уже не способен: ведь перед ним истина, освященная гарантиями самой науки! А это означает ликвидацию культуры. Чудовищное недопонимание здесь заключается в том, что, с чисто физикалистской точки зрения, секс действительно, не что иное, как один из механизмов, вмонтированных в нас эволюцией, — но ведь с той же самой точки зрения точно таким же механизмом, только сложнейшим, системным, является и культура.

Если подходить к культуре строго эмпирически, прежде всего бросается в глаза необязательность, условность норм, которые она предписывает своим носителям. Ну, в самом деле, разве не могли бы мы приветствовать друг друга, выражать одобрение или осуждение, принимать пищу, обращаться с детьми совсем по-другому? Ведь наша форма культуры вовсе не обязательна в том смысле, в каком обязательно, например, падение тела в гравитационном поле.

Естественный, казалось бы, вывод: раз данная форма культуры необязательна, ее можно заменить любой другой.

Такое утверждение звучит достаточно абсурдно, и вслух его пока никто не провозглашал. Но выводы, которые из него можно сделать, молчаливо проводят в жизнь, когда произвольно манипулируют отдельными элементами культуры, и, в частности, вырывают секс из его извечного культурного окружения. Тасовать подобным образом фрагменты культурного поведения, вырванные из общего контекста культуры, действительно, может быть делом на удивление легким. И вот уже то, что в своей целостности стояло вне каких бы то ни было вопросов и сомнений и само было фундаментом, ценностным тылом любых мотиваций и решений, теряет силу и рассыпается.

Там, где мы не располагаем властью, — там для нас нет и проблемы решения. Соотношение числа девочек и мальчиков среди новорожденных, связь между половым актом и появлением потомства, типы чувствования, связанные с половой сферой, — все это не ставит перед нами никаких вопросов и само составляет опору житейского здравого смысла. Но лишь до тех пор, пока в дело не вступает эмпирический подход. Как только это произошло, нам самим приходится решать, кого рожать больше, мальчиков или девочек; что практиковать: эндогенез или эктогенез; превращать ли секс в инструмент направленной социализации, или позволить ему и дальше «идти порожняком» и т. п. Что «должно» быть?