Затем рассказчица соглашается на то, чтобы в ходе гинекологической операции ей вживили частицу ткани инопланетного организма. По мере роста трансплантата у рассказчицы появляются все признаки беременности (при их описании нет и следа той лаконичности, которой отмечен рассказ о математике Других). В конце концов плод, названный Ариэлем, отделяется от организма ученой. Этот Ариэль, которого она любит как сына, — бесформенная масса со множеством ложноножек. Он умеет считать, чувствителен к музыке, но очень скоро умирает — непонятно почему. Впрочем, это — лишь прелюдия к куда более важным опытам.
Дальше мы узнаем, что марсиане похожи на людей и даже могут выучиться их речи, но только она для марсиан — слишком грубое и примитивное средство общения. Эволюция их шла под землей, во мраке, и потому из всех чувств у них сильнее всего оказалось развито осязание, а органами его являются пальцы, язык и, особенно, половые члены. Так мы благополучно добираемся до главного. Марсиане — гермафродиты. К тому или иному полу они «примыкают» только тогда, когда нужно производить зачатие. Ледяной научный объективизм автора лучше всего проиллюстрировать цитатой.
«Я увидела, как лицо Ольги (
— Ой, что это они делают?
— Разговаривают, — ответила я. — Ну да, половыми органами. Они же двуполы — не забывай. Однополыми, милая, они остановятся только в определенные моменты — для весьма серьезного дела.
— Но это, наверное, очень важно!
— Безусловно, — ответила я, стараясь говорить как можно ровнее — это же была ее первая экспедиция. И принялась объяснять, что обнаженные и подвижные половые члены, на которые ей было так неприятно смотреть, невероятно чувствительны и способны передавать и воспринимать тончайшие оттенки мысли. Я и сама прибегала к их помощи, когда нужно было выразить какие-то особенно тонкие нюансы. Нет, никакой неловкости я при этом не чувствовала — к морали это не имело ни малейшего отношения.
— Знаешь, поначалу наши обычаи их страшно шокировали. Они всё не могли смириться с тем, что мы закрываем то, что должно быть все время открыто, и решили, что у нас действует какое-то гнусное табу на общение. Как только между нами установились мало-мальски дружественные отношения, — а это произошло еще до начала систематических галактических экспедиций — они принялись учить нас морали. С первых исследователей стаскивали белье и требовали ответа: разве не стали они счастливее?»
Достаточно быстро происходит катастрофа, в которой часть экипажа гибнет, а остальных спасают марсиане. Один, некто Влы, опекает рассказчицу. У бедняжки переломаны кости, она неподвижна и беспомощна, и Влы, чтобы им лучше было беседовать (интересно только, о чем? На этот счет — ни слова!) раздевает ее и вступает в разговоры принятым у марсиан способом. Скромная Ольга, увидев рассказчицу обнаженной, пытается прикрыть ее, но та не позволяет:
«Не трудись, они не хотят, чтобы участки тела с самой высокой тактильной чувствительностью были закрыты. Это мешает коммуникации.
— Мне это неприятно…
— Ну, разумеется, ты же — не специалист по коммуникации.»
Если бы еще по этому специфическому каналу коммуникации передавалась хоть какая-то информация, заслуживающая пересказа! Но все исчерпывается описанием того, как и где, и ни слова — о чем.