Читаем Эротоэнциклопедия полностью

В области межкультурной эротической компаративистики, основы которой заложили своими энциклопедическими познаниями Вы, господин Профессор, я принадлежу к числу исследователей, делающих первые робкие шаги. Предложение внести свой скромный вклад в путеводитель по вселенной пола и рода я полагаю для себя исключительным поощрением и честью. От имени госпожи заместителя декана Огава и своего собственного приношу нижайшие извинения за отнятое у Вас, любезный господин Профессор, бесценное время. Спешу также выразить сердечную благодарность за включение наших, еще столь несовершенных исследований из страны маленьких островов в масштабный всемирный труд и, в прощальных строках, заверить Вас в своем величайшем уважении и глубоком восхищении.

Госпожа заместитель декана Огава и я склоняем голову перед Вашими, господин Профессор, достопамятными заслугами, желая неизменного здоровья и личного счастья в настоящий момент и во всей будущей жизни.

Ваша, исполненная величайшего уважения и почтения — д-р Инуэ Юки, преподаватель-ассистент второй степени

О. Юки — Тоши

Юки И. в Киото. 1989.

Фото Роберта Игерли


Токио, 5 мая 1976

Юки — Тоши

Уф-ф-ф. Наконец-то я состряпала докладную записку Барту, не без посторонней помощи. Сомневаясь в своем французском, содрала стиль из писем Оэ президенту Французской академии. Он беспардонно подлизывался к лягушатникам, потому что хотел устроить перевод своего собрания сочинений. Но я его перещеголяла. Ты помрешь со смеху. Хотя кто знает.

Одной Аматерасу[19] ведомо, что выйдет из всего этого проекта, политически безупречного. Твой Ролан втравил нас в него из снобизма и меркантильных соображений. Это предлог тянуть из нас денежки на перелеты туда-сюда, потому что в Киото заартачились. Арайоши поклялась, что хорошенького понемножку и она цента больше не даст на лекции иностранных профессоров. Действительно ли Б. вновь собирается приехать на твой осенний семестр вместе со своим (что-то мне все это напоминает) научным ассистентом? Голову даю на отсечение, что это тот самый Эдмондо, которого он тебе предлагал на место стажера в прошлом году.

Я считаю Б. болваном, но не до такой степени, чтобы купиться на мой букет бредней. Впрочем, кто знает. Может, через полстолетия издадут его дневники, где мое письмо будет подано как «типичный образец японской эпистолярной культуры представительницы женской элиты семидесятых годов». Что не так уж далеко от истины. Честно говоря, я бы охотно написала без обиняков, не скрывая, что нас с ним объединяет влечение к гениталиям собственного пола. Впрочем, ему это уже наверняка известно. Не сегодня тебя прозвали Сафо Токийской, а меня Билитис[20] Клозетной.

Кстати. Может, протолкнуть в «Путеводитель» что-нибудь о лесбийстве гейш? Барт хоть и изображает героя нашего романа, но ничего не афиширует. Он дорожит тепленькой синекурой — как, впрочем, и мы. Тексты свои кропает лихо. Впрочем, «Happy few»[21] сочинят, остальные же пусть ломают голову, откуда в нем столько неудовлетворенности, столько уклончивости и тяги к аллюзиям, столько вожделения, не осмеливающегося толком и рта раскрыть. Осторожненький Б. ставит на амбивалентность и экзотику. Все логично: он собирает маски но, коллекционирует кимоно, выращивает бонсай и почитает нашу лицемерную страну. Мистер Гейша.

Честно говоря, это письмо адресовано прежде всего тебе. Это мое заявление об уходе. Настоящим освобождаю престижное место преподавателя-ассистента второй степени, ха-ха. И секунды тут больше не выдержу. Придется тебе подыскать другую майко. И ты найдешь. А может, нет? Может, окажешься такой — чудесной, умной, энергичной, — какой я в свое время тебя считала? Может, сдержишь обещание?

Тоши! Улетим отсюда, пока нам не подрезали крылья. Пока нас не превратили в горбатых кукол, набитых заученными фразами. Забудь о престиже, забудь о зарплате. Может, еще не поздно? Прошу тебя! Умоляю! Бросим это ко всем чертям. Переедем в Штаты. Я прекрасно знаю английский. Для меня работа найдется. И для тебя тоже. Купим старый кабриолет, щенка спаниеля. Возьмем ипотеку на бунгало под Беркли или в Оранж Каунти, в апельсиновом саду. Исполнится твоя заветная мечта: удочерим девочку. А ты — прозой для взрослых женщин, а не хайку для майко — расскажешь наконец о нашей любви.

Ты напишешь: Они полюбили друг друга не на жизнь, а на смерть. Безумие придало им такой отваги, что они решили играть в открытую. Неважно, что одна другой годилась в матери. Неважно — ведь они хотели быть вместе. В горе и в радости, навсегда. Глядеть с балкона на Тихий океан, на китов, проплывающих вдоль берега. Им опостылели душные ночи в наглухо запертых клетках. Страна восходящего солнца — больше не тюрьма. Ее волен покинуть каждый гражданин и даже гражданка.

Ты напишешь: Они не боялись скандала. Будучи в здравом уме и твердой памяти, послали к черту табу. Сели в самолет, держась за руки. Держась за руки, вышли в Сан-Франциско. Целовались на аэродроме. В кино усаживались друг к дружке на колени.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современное европейское письмо: Польша

Касторп
Касторп

В «Волшебной горе» Томаса Манна есть фраза, побудившая Павла Хюлле написать целый роман под названием «Касторп». Эта фраза — «Позади остались четыре семестра, проведенные им (главным героем романа Т. Манна Гансом Касторпом) в Данцигском политехникуме…» — вынесена в эпиграф. Хюлле живет в Гданьске (до 1918 г. — Данциг). Этот красивый старинный город — полноправный персонаж всех его книг, и неудивительно, что с юности, по признанию писателя, он «сочинял» события, произошедшие у него на родине с героем «Волшебной горы». Роман П. Хюлле — словно пропущенная Т. Манном глава: пережитое Гансом Касторпом на данцигской земле потрясло впечатлительного молодого человека и многое в нем изменило. Автор задал себе трудную задачу: его Касторп обязан был соответствовать манновскому образу, но при этом нельзя было допустить, чтобы повествование померкло в тени книги великого немца. И Павел Хюлле, как считает польская критика, со своей задачей справился.

Павел Хюлле

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза