Читаем Эротоэнциклопедия полностью

Для вас, уважаемый господин Профессор, у меня есть сюрприз. В больнице Белсайз лежит тяжелый больной. В прошлом году он чуть не покончил с собой. Месяцами умолял об эвтаназии. Потом умолк. Когда-то он был художником. И теперь снова рисует. Работает он только по ночам. Ему необходимо полное одиночество. Моя дорогая госпожа доктор не возражает. Эд покрывает пол и стены суровым полотном. Обливает себя красной краской. Катается в ней. Оставляет следы. Отпечатывается. На засыхающих следах пишет зеркальным письмом. Или рисует два лица: свое и чужое, человека постарше. На своем лбу Эд выводит букву «Э». На другом — букву «Р».

Мы с Эдом питаем друг к другу симпатию. С недавних пор мы переписываемся. Вчера Эд сунул мне обрезок грязного полотна с вопросом: «Ты меня не помнишь?» Потом устремил на меня взгляд: пристальный, гипнотический. Я погрузилась в полусон: замаячил наш университет. На кафедре стоят высокий иностранец: вы, уважаемый господин профессор. В первом ряду сидел светловолосый ассистент: красивый, точно ангел. Я вспомнила его имя: Эдмунд.

Я очнулась с криком: Эдмунд, это ты? Ты ужасно изменился!

Эда возле меня уже не было. Он — тень ангела: наполовину сгоревший. Бритый наголо. Беззубый. И тем не менее это чудо: Эдмунд все пережил. Стал великим художником. Познакомился со мной.

Через минуту Эд вернулся. В одной руке он нес грязный конверт с адресом и маркой. В другой была записка: «Срочное письмо Профессору Ролану! Бросить в ящик! Беги!»

Я побежала. Я не могла иначе. Теперь я молюсь: чтобы письмо Вас не обидело, уважаемый господин профессор. Чтобы оно Вас не задело, уважаемый господин профессор. Если что: простите нас, пожалуйста. Меня и Эдмунда: я пишу с другого берега Леты.

Желаю Вам, уважаемый господин профессор, крепкого здоровья. Успехов в работе над «Энциклопедией эротики». Удачи в личной жизни.

Искренне преданная И

Д. Эдмунд — Ролану Барту

Терновый венец, кактус Ролана Барта

Фото Корнелии Синьорелли


Belsize Hospital, 5 мая 1976

Пять утра. Bonjour, Роло. Не помню: я перестал тебе писать в конце февраля? В марте? Какая разница. Ни одно письмо не упало в почтовый ящик. Мне было стыдно? Не хотелось причинить тебе боль? Вот еще! Денег на марки жалел.

Солнце вернулось от антиподов. Разгулялась весна. Последнее письмо я написал кровью. Письмо номер 100. Сто обрывков полотна в ста заплеванных конвертах. Я не мог на это смотреть. Упаковал в мешок для мусора. На рассвете помчался на Ист Ривер. Река похитила мазню. Я лег на мостовую. Задремал. Разбудил меня пес. Он ссал на мои босые ноги.

Роло! Личность в норме — прудик во французском парке. Безумец — океан.

Что-то меня обуяло. Я качался на люстре. Катался по полу. Открывал окно настежь. Вскакивал на подоконник. Шептал твоим голосом. Слышал твой шепот. Прыгай, шептал ты, прыгай. Небоскреб выстроен ради твоего спасения.

Он избавит тебя от тошноты. Избавит от аллергии. Избавит от себя. Прыгай, шептал ты, прыгай! Будь человеком. Прежде чем кожа лопнет по швам.

Она не лопнула. Кулаком я разбил окно. Всем собой выдавил стекло на лестничную клетку. Сосед вызвал «Скорую». Двое бандитов запихнули меня в смирительную рубашку. Когда? Не помню.

Я снова человек? Якобы. Бормочу не своим голосом. Ковыляю по коридору в пижаме. Туда и обратно, туда и обратно.

Запястье черно от капельницы. Меня выводят в сад. Я дал согласие на маленькую операцию. Написал заявление, чтобы мне предоставили место при больнице. Из моей прежней комнаты привезли пачку книг. С твоими подлинными идиотическими надписями: «Твой навсегда! Узнай меня получше».

Я не узнал. Ничего не прочитал. Даже «De l'amour», свой талисман. Стендаль рифмовался с Роланом. Амур с Эдмоном. Обложка пахла дубленой кожей. Мочой, спермой. Солоно, сладко. Она должна была принести мне счастье.

Не принесла.

В «De l’amour» я хранил твои открытки. Осталась только одна. Самая главная. Накарябанная мелкими буковками:

Эдмон! Эдмон! Посмотри на картину на обороте. Посмотри! Ты поразительно похож на ангела, который ведет за руку Товию: меня. Узнаешь? Так я выглядел в давние годы, в Байонн. Тогда я еще не подозревал, что ты будешь послан мне свыше, чтобы стать моим проводником, но уже тебя ждал. Теперь ты понимаешь, правда?

Вранье! Это ты, Роло, ничего не понял. Все было наоборот. Товия должен был подать руку ангелу. Должен был его вести. Терпеливо. Годами. Спустить с высот на землю. Вывести в люди.

Не вывел. Увильнул. Нес всякую чепуху:

Мир болен отсутствием любви, clieri. Нам она повстречалась. Это чудо. Я люблю тебя больше жизни, Эдмон. Я пойду за тобой повсюду. Ты ведь знаешь об этом, верно?

Вранье, соглашался я. Опускал глаза. Прикусывал язык. Я боялся твоей любви. Этой стихии. Хотел покоя. Нуждался в опеке. Жаждал заботы.

Мир не болен отсутствием любви. О нет! Мир смертельно болен отсутствием доброты. Стойкости. Ответственности.

Я представлял чудо так: хорошо обеспеченный Товия средних лет приголубит ангела без документов и денег. Усыновит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современное европейское письмо: Польша

Касторп
Касторп

В «Волшебной горе» Томаса Манна есть фраза, побудившая Павла Хюлле написать целый роман под названием «Касторп». Эта фраза — «Позади остались четыре семестра, проведенные им (главным героем романа Т. Манна Гансом Касторпом) в Данцигском политехникуме…» — вынесена в эпиграф. Хюлле живет в Гданьске (до 1918 г. — Данциг). Этот красивый старинный город — полноправный персонаж всех его книг, и неудивительно, что с юности, по признанию писателя, он «сочинял» события, произошедшие у него на родине с героем «Волшебной горы». Роман П. Хюлле — словно пропущенная Т. Манном глава: пережитое Гансом Касторпом на данцигской земле потрясло впечатлительного молодого человека и многое в нем изменило. Автор задал себе трудную задачу: его Касторп обязан был соответствовать манновскому образу, но при этом нельзя было допустить, чтобы повествование померкло в тени книги великого немца. И Павел Хюлле, как считает польская критика, со своей задачей справился.

Павел Хюлле

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза