Эротоэнциклопедия

прелестный и всесторонне одаренный, но очень замкнутый, на грани аутизма. До шестнадцати лет Аоки жил с родителями, которые периодически лечились в клинике на Нижнем Ист-Сайде. Потом он убежал из дому, а они перебрались с Манхэттена «куда-то в деревню» (кажется, только их врач знает, куда).

Аоки записался на корабль и уплыл в Японию. Поселился в токийском метро, в собственноручно вышитой шелковой палатке. В манифесте «Homeless Mad Art»[81] он провозгласил родителей предтечами «искусства бездомного и больного». Большую известность принесло ему собственное творчество — «уличная живопись телом», которое Аоки ранит до крови, оставляя затем отпечатки на стенах домов. Это всегда здания, предназначенные на снос. Так Аоки хочет уберечь свое искусство для искусства от любых попыток коммерциализации.

На спине Аоки вытатуировал «хартию прав вечного бродяги по собственному выбору» на японском и иврите. Художник кормится подачками туристов и случайными «номадическими занятиями». В прошлом году сын Эдмунда приплыл в Европу и объявился в Париже. Днем он развозил на мотороллере пиццу, ночью занимался «археологией рубежа столетий»: просматривал содержимое мусорных контейнеров в поисках бумаг «со следом руки». В будущем он хочет составить из них «энциклопедию последних мануальных свидетельств».

Мог ли парень в комбинезоне «Пицца Хат» быть Аоки? Я убедила себя, что мог, и последние две недели расспрашивала о высоком блондине по имени Аоки во всех парижских «Пицца Хат». Тщетно. Никто о нем не слышал.

Послезавтра срок сдачи перевода писем в издательство. Пора кончать эпилог, записывать на дискету, отсылать. Я оттягиваю этот момент.

Из-за облаков вышло солнце. Выйду на воздух и я. Посижу немного в нашем новом мини-скверике, который городские власти громко именуют «парком». Он имеет форму маленького треугольника: одна сторона тянется вдоль бульвара Распай, вторая — вдоль улицы Кампань Премьер. Третьей стороной был некогда фасад техникума, от которого осталась уже только пустая площадка. Пока что она зарастает сорняками. В ближайшем будущем их ждет ликвидация: вскоре здесь вырастет лицей гостиничного хозяйства из оранжевого стекла.

Пахнут какие-то неведомые мне цветы, не то петунии, не то пеларгонии. Со стороны кладбища дует легкий ветерок. Я села в скверике лицом к солнцу, прикрыла глаза, на секунду вздремнула. Разбудил меню тихий мужской голос: интересовался, который час.

Я открыла глаза. На скамейку присел пожилой мужчина с милым добрым лицом, в котором было что-то восточное. У него остановились часы, такие же, как мои: черно-белый «Swatch». Это совпадение нас сблизило, и мы разговорились — о невезучих днях. У симпатичного господина не только остановились часы. Он вдобавок забыл ключ и теперь ждет маму, которая, как выяснилось, живет в моем доме. Знаю ли я ее? «Да, — сказала я, — в лицо», — догадываясь, что речь идет о престарелой японке, которую я порой встречаю в лифте. Мой собеседник упомянул, что происходит из очень интересной семьи, о которой хочет написать книгу.

«Буду вашей первой читательницей», — сказала я, желая доставить милому японцу удовольствие. «Ах, моя дорогая, — улыбнулся он в ответ, — я так занят, что постоянно это откладываю. Семья разветвляется во все стороны, я уж и сам не знаю, с чего начать. Хорошо бы кто-нибудь посмотрел на мой список свежим взглядом, посоветовал, как взяться за дело». — У меня вырвалось, что я вот-вот закончу собственную книжку и готова осуществить «поверхностный просмотр проекта сына моей соседки».

Японец обрадовался, деваться было некуда: я дала милому господину номер телефона и факса. А он взглянул на часы, посмотрел в сторону улицы и поспешно распрощался. Я проводила его взглядом и потеряла дар речи. Милый господин уселся в желтый кабриолет. За рулем сидела молодая длинноволосая брюнетка, в фиолетовом берете, рядом — моя соседка. Милый господин сел сзади, рядом с высоким парнем в красном комбинезоне. Я вскочила со скамейки, как ошпаренная, новый знакомый помахал мне рукой. Машина свернула на Распай, водитель газанул.

На следующий день я получила факс, который привожу в точном переводе:

Таке Курти: Очерк семейной истории

Михаэль Куртиус, р. 1845 в Гейдельберге. В 1869-м защитил диссертацию по археологии Средиземноморья в тамошнем университете, в 1870-м прибыл в Афины в качестве представителя Прусской археологической миссии, а тремя годами позже был назначен ее руководителем. В 1870-м женился на Плании Меркури, поэтессе, и сменил имя и фамилию на Микаэлос Куртиу. У них родились дочь Ирена (1871–1961), в будущем профессор афинской Немецкой гимназии, оставшаяся бездетной; и сын Александр (1872–1950). Микаэлос и Плания организовали «Ethnike Heterea»: подпольный союз патриотов, добровольческие отряды которых спровоцировали греко-турецкую войну, вероломно напав на турецкий гарнизон под Гревенной, где 17 апреля 1897 года погиб Микаэлос. Через час после его смерти Турция объявила войну Греции.