Эровый роман. Книга вторая

Поставив локти на столик, Лида вложила лицо в свои ладони и пристально стала смотреть на меня, улыбаясь. Я млел от ее взгляда, хоть и не был влюблен в него.

– Поехали домой? – произнесла она резко.

– Поехали!

Абсолютно все мертвые города России утопали в грязи особенно сильно в начале двухтысячных годов. После падения рубля для сотен тысяч людей наступило особенное время. Его отличало то, что не вставшие с колен матери учили дочерей не жить такой же несчастной и бедной жизнью. Мамы внушали, что шепот звездам по ночам о своих мечтах – лишь пустые звуки; что если и говорить о желаниях, то только на ухо тому, кто сможет их осуществить; и не важно, что губы покроются цианидом от прикосновения с потным богатым ублюдком.

И, подрастая, девочки начинали метаться по чужим рукам, нещадно превращаясь в гниющих и заблеванных шлюх. Бесконечный круг бесчестия не прекращался даже тогда, когда они еще не пропитыми мозгами понимали, что такая жизнь еще хуже, чем бедность в детстве. А признаться маме уже было невозможно, ведь спрятанные звезды в ладонях за годы сильно поранили руки, а небесное сияние наполнило глаза до краев жидким металлом, превратив мечты в размытое ничто. В девяносто процентов случаев в этом дерьме их никто не держал, потому что казалось, что пока не померкли звезды на небе – есть шанс, что все изменится.

Вновь и вновь перед глазами проносились пустая жизнь в никуда и бесцветные дни, потому что работа предстояла поздняя, и нужно было выспаться сполна, задернув плотные шторы, скрыв от себя всю красоту мира, ведь ночи всегда одинаковые – под безжизненной луной город скрывался в ночной мгле, открывая двери в мир разврата.

Дочери порока опускали залитые глаза и шли отрабатывать дешевое пойло, зная, что их тело давно не стоило ничего. Каждая из них понимала свою реальность, но ей как будто уже не хватало всего этого. Оставив совесть где-то позади, взглянув на звезды, рассыпанные в небе, каждая из шлюх находила осмысленный ответ на свое существование. Пергидрольные волосы, рваная подводка на верхнем веке, размазанная тушь и оскверненные губы, сложенные в кривую улыбку от постоянных оплеух недовольных клиентов, – такова их жизнь.

Законный выходной даст возможность от души поплакаться – обсудить с такими же шлюхами какой мужик как извращался. А на следующий день продолжить считать звезды, лежа на спине в ночи, когда их трахают. Одна из них, теряя силы, вытянет вверх руки с зажженной сигаретой, пытаясь прикоснуться к одной из звезд, стряхнет пепел себе на живот для увеличения адских впечатлений и мерзко похихикает от того, что такая жалкая.

Да, сначала они танцевали. Потом начинали раздеваться. А затем и сам секс стал называться танцем. Ночная мгла все более знойно дышала в лицо каждой из таких шлюх, расшатывая ее нутро до бесконечности.  Но ночью не рождалось зло, ночь просто этому благоволила. Рабынями они становились сознательно и добровольно. Даже следы мучений на лице они прятали под гримом только первое время, потому что потом уже было все равно. Женщина в них умирала навсегда. И каким цветком была каждая из этих девиц, я уже не мог разобрать, ведь по опавшим тлеющим лепесткам иногда сложно опознать конкретный цветок.

Я помню, как вначале жалел этих девушек. Помню… Помню, как мне хотелось с каждой поговорить и направить ее на другой путь. Мне казалось тогда, что они запутались. Но лишь через время я стал понимать, как я ошибаюсь… Не жизнь их заставила раздвигать ноги, а оправдания своих низменных желаний нескончаемых утех.

Шеф долго заставлял меня заниматься проститутками, ведь на этом делались первые хорошие деньги. Я пускал девушек по кругу, наблюдая со стороны с тотальным равнодушием. Но все оказалось прозаичнее. В круг разврата я вошел сам, когда любимая женщина, как одна из тех растленных девиц, пригласила меня в него, протянув свою ледяную руку, показав непроглядную тьму пороков и лживые слезы. Я ощутил, что это такое… когда все звезды разом меркнут.

– Тебе приснился кошмар?

– Нет.

– Ты весь мокрый. Ты не заболел?

– Нет, вроде.

– А что тебе снилось?

– Я не помню.

– Ты сегодня какой-то дерганный. Что с тобой? Хочешь, я принесу мокрое полотенце?

– Хочу.

Она спешно ушла в ванную, а я подошел к балконной двери. Передо мной открылась летняя свежая ночь, где воздух в глухой тиши шептал о чем-то. Темнота томила. Сквозь жемчужный туман прорывались светящиеся пучки. Остывший эфир летнего дня плавно струился по земле, превращаясь в густой туман.

Глаза Лиды сверкнули рядом, когда она принесла мокрое полотенце и стала протирать меня им. Ее плавные движения скользили по спине, рукам. Я чувствовал, с каким трепетом она прикасается ко мне. Она волновала мою кровь и убаюкивала мои ночные кошмары.

В мертвом покое ночь закрывала чашу ее цветка, оберегая его от ночного бесчестия. Лишь легкий аромат струился из него, почти незаметный, когда теплый ветер покачивал лилию, и волшебная сказка наполняла мои легкие ее сладостной дремотой.