От заказанного Дуней меню дамы замолкли, и устремили взоры в ее сторону. Шампанское «Мадам Клико» стоило целого полугодового жалованья штабс-капитана, и поставлялось исключительно для особ, приближенных ко двору. Ресторан «У Николя» был одним из немногих, который имел право ввозить шампанское прямо из Франции. Он же поставлял его ко двору царя в Ё-бурге. Но Фил всего этого не знал и поэтому пребывал в хорошем расположении духа. Он давненько не бывал в ресторациях и еще больше времени не испытывал амурных чувств к противоположному полу. Все это в совокупности давало мощный внутренний эффект, сравнимый по полноте чувств с трезвым опьянением. Заказ не заставил себя долго ждать, и уже через двадцать минут стол был сервирован по лучшему разряду. Официант услужливо разлил горячительные напитки по бокалам и послушно удалился. Джежинский поднял бокал с коньяком правой рукой, а левой зажав дольку лимона, произнес величественный тост:
– Дорогая моя Дуня! После первой встречи с тобой я много думал о том, как мне сказать о своих чувствах к тебе. Но природная застенчивость не позволяла мне это сделать. Изо дня в день я разрывался между скромностью и любовью. И это чувство мне мешало работать, спать и бодрствовать. Но потом я решил, будь что будет, и нашел в себе силы прийти к тебе и признаться во всем. Да, я смело тебе говорю, я люблю тебя. И ничто на свете не сможет разлучить нас до самой смерти. Так выпьем же за то, чтобы наши сердца соединились.
Он протянул свой бокал навстречу Дуниному и слегка задел его краем. Раздался характерный звон хрусталя с бубенцовой гармонической окраской. Едва он пригубил коньяку, дверь в ресторан распахнулась, и на пороге замаячила фигура грузина. Он узнал бы ее даже с закрытыми глазами. Это был крепкосложенный невысокий мужчина в полном рассвете сил, с большой головой и едва наметившимся животиком. Лицо его отсвечивало землистым оттенком, на котором красовались пышные усы – неизменный атрибут кавказца. Несомненно, это был сам гегемон, Ёсиф Стален. Сила его личности была такова, что все дамы ресторана интуитивно обратили свои взгляды на него. Мужчины, как ни странно, этого не замечали либо делали вид, что не замечали, дабы не раскалять и без того взрывоопасную атмосферу. Стален уверенным шагом проследовал к своему столику, не отвлекая сосредоточенного взгляда от намеченной цели, резко отодвинул стул и грузно на него сел. Достал свою трубку, набил табачку, раскурил ее и выпустил дым. Моментально у его стола вырос половой и начал наизусть повторять меню. Жестом руки Стален приказал гарсону замолчать и важно произнес:
– А прЫнесЫ мЭнЭ «Боржо», для начала.
Дамы ресторана выдохнули с облегчением. Что означало полное одобрение выбора их предмета обожаний. Дальнейшие их разговоры сводились к бесполезным попыткам начать таковые, но упорно не давало покоя зрение, то и дело устремляющее свое направление на брутального кавказца. Понимая это, Стален раскурил свою трубку сильней, пока совсем не окутал себя дымом. Потеряв его как объект, дамы еще минуту находились в смятении и, не найдя полной визуализации своих желаний, вернулись к привычным для себя беседам. Поскольку столики Джежинского и гегемона находились рядом, то и столик Джежинского окутала завеса дыма. Они как бы оказались в одном коконе, невероятным способом отрезанном от внешнего мира. Стален развернулся на стуле на сто восемьдесят градусов и взял Дуню за руку. Она вздрогнула от неожиданности, но сопротивляться не стала.
– ПослЮшай, детка, – начал он. – Я пришел сюда, не сюси-муси разводить. А историю делать. Меня зовут Стален. Слыхала такого?
Джежинский завертелся на стуле, ища взглядом свободные уши или агентов царской охранки.
– Не суетись, Фил, нас никто не слышит. Это мой дым. Надя тебе писала, – обратился к нему Стален.
– Фил? – недоуменно переспросила Дуня.
– Ты, девка, не задавай лишних вопросов, дольше проживешь, – пригрозил Дуне Стален. – Вопросы задавать буду я.
Но Дуня не унималась:
– Фил. А как же Астроном Звездинский? Ты ж мне… А я, дура, поверила.
– Астроном Звездинский, – засмеялся Стален. – Астроном Звездинский, ха-х. А я, стало быть, Шмель Джугашмель. Смешно. Но стоп. Баста. Не до смеха. Все эти штучки-дрючки – выдумки моей Нади. И я считаю, не совсем здравые. Она уже далеко зашла, играя в свою революцию. Надо страну спасать, и шутки здесь неуместны. Значит, слушай сюда и говори по существу гегемону революции. Кого из царского логова ты лично знаешь. Говори, сцука, не то зарЭжу.
Последние слова были сказаны столь утвердительно, что Дуня от страха тут же выпалила:
– Царя. Царя-батюшку, и только его знаю.
– Ах ты, шалава малолетняя, в игрушки захотелось поиграть, – глаза Ёсифа налились багровой смесью, ресницы задергались в ритмичном нервном тике.
Джежинский знал такие состояния грузина, на личном опыте испытал, и не раз. Предвидя смертельную опасность, он закричал, что было мочи:
– Не трожь ее, Ёся, она правду говорит, вот письмо от самого Царя.